Маскарад лжецов - Карен Мейтленд

Бедная Беатриса никогда больше не видела своего возлюбленного мужа. Рыцарь Лебедь исчез навсегда. До конца своих дней искала его прекрасная Беатриса и, не найдя, умерла с горя, ибо предала она самого доблестного и галантного рыцаря во всем христианском мире, когда вопреки данному слову захотела узнать правду, которая и сгубила их обоих.

Некоторое время все молчали. Наконец Адела не выдержала. Она удовлетворенно вздохнула и робко коснулась руки рассказчика.

— Замечательно, Сигнус!

Однако Сигнус не смотрел на Аделу. Юноша не сводил глаз с Родриго. Долгое время они рассматривали друг друга, пока в глазах музыканта не затеплилось понимание, сменившееся испугом. Он отвернулся и спрятал лицо в ладонях. Спустя мгновение Родриго отнял руки от лица и открыл рот, однако Сигнус покачал головой.

— Нет, Родриго, молчи. Я во всем виноват. Это я оказался трусом. Прав был Зофиил: я не человек и не птица. Не видать мне вечной жизни в мире ином, как нет от меня проку здесь. Я, только я должен был это сделать. Прости меня, Родриго.

Сигнус поправил плащ и стремительно шагнул в темноту. Откуда-то сверху раздалось пение — три лебедя летели по направлению к реке. Шелестя белоснежными крылами, они скользнули над нашими головами и пропали из виду.

Мы искали Сигнуса всю ночь, но обнаружили только перед рассветом, в полумиле вниз по течению, лицом в воде. Рукав рубашки зацепился за камыши и удерживал тело на плаву, иначе его давно бы унесла река. Голову закрывал пурпурный плащ. По тому, как течение болтало тело, мы поняли, что надежды нет, но Родриго бесстрашно бросился в воду, как будто еще мог спасти Сигнуса. Мы помогли ему вытащить тело на берег, где Родриго принялся встряхивать и тормошить утопленника. Наконец Осмонд не выдержал.

— Хватит, Родриго. Он мертв. Мертв уже несколько часов. Скорее всего, упал в реку еще вчера, а плащ утянул его под воду.

Родриго обнял Сигнуса, словно уснувшего ребенка.

— Не пойму, почему мы не слышали крика и всплеска, — пожал плечами Осмонд. — Должно быть, он забрался далеко от лагеря.

Родриго поднял осунувшееся лицо.

— Он не хотел, чтобы мы услышали.

Осмонд расширил глаза.

— Ты хочешь сказать, что он сам бросился в реку? Но ведь еще вчера вечером он спокойно сидел с нами у костра и рассказывал свою историю! А потом взял да утопился? Почему он так с нами поступил? Мы были его друзьями, никогда его не обижали! Только Зофиил был груб с ним, но Зофиил мертв!

На память пришли слова Осмонда, которые он в сердцах выкрикнул Сигнусу, когда тот не смог найти повитуху для Аделы. Как быстро мы забываем собственную жестокость!

— Зофиил мертв, — повторил Родриго, и по щекам его потекли слезы.

— О чем ты, Родриго?

— Он говорит, что Сигнуса замучило чувство вины.

Осмонд опустился на траву, недоверчиво качая головой.

— Выходит, Наригорм права, и не волк убил Зофиила, а Сигнус? Видит Бог, я не осуждаю его, но зачем убивать себя? Боялся, что мы его выдадим?

— Нет! — воскликнул Родриго. — Сигнус не убивал Зофиила. Il sangue di Dio! Разве ты не слышал, что он сказал вчера вечером? Забыл его последние слова? Именно он должен был это сделать. Сигнус не вынес, что мне пришлось стать убийцей, потому что он оказался трусом. Зофиил обвинял его в том, что он не способен за себя постоять, и Сигнус решил, что я тоже так думаю.

Глаза Осмонда изумленно расширились. Мне захотелось обнять Родриго и утешить.

— Но ведь Сигнус ошибался? Ты не убивал Зофиила. Это все волк.

О, как мне хотелось, чтобы это и вправду было так!

Родриго опустил голову. Глаза его были закрыты, на лице застыли спокойствие и отрешенность, словно все тревоги прошедших недель внезапно отступили.

— Его убил я.

Непонятно было, о ком говорит Родриго: о Сигнусе или о Зофииле.

— Нет, Родриго, никого ты не убивал!

— Когда Зофиил вышел из хижины, я последовал за ним, — тихим, монотонным голосом начал Родриго, не сводя глаз с мертвого лица Сигнуса. — Я просил Зофиила, чтобы он отвязался от Сигнуса, если не хочет довести его до могилы, как довел Плезанс и Жофре. Он отвечал, что они сами навлекли на себя смерть. Содомитам нет прощения ни в этой жизни, ни в будущей. Смерть Жофре — Божья кара за его распущенность. Сказав так, он развернулся и побрел прочь, и тут я бросил нож.

Внезапно мне вспомнились прокаженные в ущелье, забившие прохожего до смерти и готовые наброситься на Осмонда. Родриго кидает нож — прокаженный кричит и падает замертво. У меня заныло в груди.

— А руки? — Голос Осмонда дрогнул. — Ты отрубил ему руки?

— Да, его собственным ножом. Чтобы подумали, будто волк наказал Зофиила за воровство. Во всяком случае, так я говорил себе сам, но в глубине души хотел показать Зофиилу, каково приходилось тем, кого он унижал.

Воды реки блестели в рассветных лучах, словно полированная сталь. Где-то на дне лежал нож Зофиила.

— Когда вчера ты увидел в руке Наригорм нож, ты сказал, что на нем кровь Зофиила. Но тебя не было с нами, когда мы обнаружили тело! Это понял Сигнус и решил, что ты убил Зофиила вместо него, ради него. Он узнал правду, как Беатриса, и, как Беатрису, правда сгубила его...

Родриго зажмурил глаза, словно в приступе мучительной боли.

Завернув труп в плащ, мы крепко привязали его к спине Ксанф. Никто не знал, что делать дальше и куда идти. Хотелось убраться подальше от реки — видеть и слышать ее было невыносимо. Родриго брел по дороге, словно в забытьи, чуждый всему на свете. Даже Ксанф, казалось, понимала, что привязано у нее к спине, и ступала торжественно и грустно. Вел лошадь Осмонд. Мы позволили Аделе думать, будто Сигнус утонул по неосторожности, но сомневаюсь, что нам удалось обмануть Наригорм. Она знала, что Сигнус добровольно расстался с жизнью, знала и о том, кто убил Зофиила. Не было нужды что-либо ей объяснять.

Мы издали заметили мужчину и мальчика, которые возились в торфянике. Как же нужно бедствовать, чтобы вырезать из промерзшей земли торфяные глыбы! Бруски торфа окружали впадину в земле, еще несколько громоздились на санках. Местность вокруг выглядела пустынной и дикой. Наверняка беднякам предстоял еще долгий путь домой, но без топлива — чтобы приготовить то малое, что удастся добыть охотой, — им было не выжить.

Босоногий мальчишка заметил нас и предупредил отца. Они стояли с лопатами в руках, беспокойно дожидаясь нашего приближения. На мили вокруг простирались болота. Крестьяне веками добывали в здешних местах торф. Канава, в которой копались отец с сыном, быстро наполнялась водой. Даже если дождя не будет до середины лета, земля не скоро впитает в себя всю выпавшую влагу.

Когда мы приблизились, глаза мужчины остановились на закутанном в плащ трупе, который везла Ксанф. Он трижды перекрестился и отпрянул назад, потянув за собой сына. Нетрудно было догадаться, о чем он думает. Мы успокоили крестьянина.