Собрание сочинений - Лидия Сандгрен

замечать и фиксировать, но не оценивать, а отпускать, позволять им уйти. Да, это может сработать. Ещё он читал о визуализации – надо представить все свои тревоги в виде палой листвы и позволить ей разлететься. Но тут его, во-первых, раздражало то, что банальная природа в этих образных интервенциях с тихо журчащими ручьями и полянами, залитыми солнцем и птичьим пением, реконструирует в памяти худшие образцы пейзажной лирики девятнадцатого века. А во-вторых, ему претила сама идея, что о тревогах нужно забыть. У тревоги всегда есть причина. Это проблема, которую нужно решить тем или иным способом, и сделать это в большинстве случаев ты обязан лично. Раньше Мартину не нравилась сама идея, что кто-то может решать за него, но сейчас он понимал плюсы ситуации, когда тобой руководят. Кто-то должен находиться на самой верхней ступени ответственности. Молодым кажется, что высокая позиция в иерархии даёт возможности и свободу. О существовании ответственности они, пожалуй, догадываются, но их представления о том, из чего именно она состоит, абстрактны и безосновательны. А ведь реальная ответственность – это часто целая цепь непривлекательных действий, отказ от многого: от вечеринки в пятницу, от желания нравиться – и никто тебя за это не хвалит и не благодарит. Они с Пером смогут продолжать ещё лет двадцать, если не случится какого-нибудь проклятого инфаркта. И если они не продадут компанию, им нужен план на будущее. Книжная отрасль стремительно трансформируется, но «Берг & Андрен» сейчас на гребне, насколько это возможно для их специфики и масштаба. Разумеется, оттуда можно постепенно скатиться, если издатели начнут больше времени посвящать дачам и прочим хобби, появляющимся у того, кто отдаляется от профессии, но его подобное не привлекало. Издательство «Берг & Андрен» не равнозначно людям Бергу и Андрену; это фирма, а фирма по определению должна продолжать существовать. Ракель могла бы стать очень хорошим преемником. Она обязательная и упорная, а её любовь к литературе не замутнена собственными художественными амбициями. Она во многом очень похожа на мать: больше аналитик, чем художник, и жажда знаний для неё мощное подводное течение в жизни. Сесилия, конечно, была талантливым художником, в этом они отличаются. В какой-то период все твердили, что она должна поступить в Констфак [101], то есть твердил Ларс Викнер, а Сисси закатывала глаза и молчала. То, что она могла учиться в Стокгольме, а не в гётеборгском Валанде, само по себе было странной идеей.

В дверь внезапно позвонили, Мартин вздрогнул. Соскочил с кровати и поспешил в прихожую. В глазок никого не видно, он открыл и выглянул на площадку – ни души. Начало четвёртого, серый предрассветный час.

По опыту он кое-что знал о бессоннице: рано или поздно наступает момент, когда пытаться дальше не имеет смысла. Вернувшись в спальню, Мартин надел халат и зажёг лампу на письменном столе.

* * *

Спустя несколько часов, в девять утра, Мартин Берг – в руках портфель, в ушах беспроводные наушники – здоровался с коллегами по пути в свой кабинет. Разговаривавший по телефону Пер помахал ему из-за стеклянной стены.

Мартин бросил портфель на диван и снял пиджак – от велопробега ему стало жарко, он тяжело опустился на стул у письменного стола, но тут же решил, что в сидячем положении будет соображать ещё хуже, нажал на кнопку, и столешница с жужжанием поднялась на высоту, позволявшую работать стоя. В центре экрана компьютера торчал стикер: «“Фрилагрет” не продаёт алкоголь??!!!»

Мартин выглянул из кабинета, Патрисии по близости не оказалось, и он громогласно её позвал. Та высунулась из-под своего рабочего стола, распрямилась и, прихрамывая, зашла к Мартину.

– Ногу натёрла, – объяснила она и продолжила: – Я разговаривала с теми, кто сдаёт помещение в аренду. У них, видимо, какие-то заморочки с баром. Или даже вообще нет бара. И я подумала, что двадцатипятилетний юбилей без алкоголя как-то не очень.

– Мысль правильная.

– И что мы будем делать?

Мартин посмотрел на вызывающе розовый стикер, как будто там и скрывался ответ. В обиталище его собственных мыслей всё ещё простиралась каменная пустыня бессонницы.

– Решайте, – сказал он. – У вас получится. You’re in charge [102].

– О’кей, – Патрисия смотрела на него недоверием.

Он умеет давать поручения. Все знают, что это он умеет.

– Кстати, приглашения разослали?

Недоверие на лице Патрисии сменилось подозрительностью.

– Мы же послали их на прошлой неделе? Вы перепроверили, всё было в порядке.

– Да. Конечно. Разумеется.

Он помнит. Он сам всё помнит. Сливочно-белые конверты с адресами, написанными от руки. И помнит, как положил в конверт Густава маленькую записку, потому что странно обращаться к Густаву в формальном тоне официального приглашения. Но не факт, что Густав вообще проверяет почту. И он так до сих пор и не перезвонил, хотя Мартин оставил несколько сообщений.

Патрисия осторожно забрала у него стикер и вышла из комнаты. Кликнув на ящик с входящими, Мартин первым увидел имя Ульрики Аккерманн, в теме письма стояло «Филип Франке?».

Вместо того чтобы открыть письмо, Мартин сходил за кофе и застыл у окна. От набережной Росенлунд отчалил паром в сторону Линдхольмена. На месте старой гавани теперь сияли здания из стали и стекла, в которых располагались филиалы Чалмерса и офисы предприятий. Старые деревянные дома на Слоттбергет реконструированы и стоят страшных денег. Здание, где раньше находилась художественная школа, стало центром психологической помощи. Никто больше не устраивает здесь никаких вечеринок. Не ведёт жарких споров, чья мастерская лучше, и Густав Беккер не спускается вразвалочку с холма, щурясь на солнце и закусив сигарету в уголке рта.

– Мартин? Есть время посмотреть обложку?

– Конечно, – ответил он, пытаясь вспомнить, о какой обложке идёт речь. День начался. Надо налить ещё кофе и просто следовать рабочему ритму движения вперёд.

Обедать пошли все вместе в «Бомбей». Темой разговоров стали планы на лето. Молодой человек Патрисии хотел гулять по горам в Абиску [103], а Патрисия считала, что как раз там их отношениям и наступит конец. Санна намеревалась перестелить крышу на даче и не прочесть ни одной книги. Пер рассчитывал провести как можно больше времени на Урусте [104], но слабо представлял, чем он там займётся теперь, когда многолетнее строительство дома закончилось. Амир пробормотал, что он ещё не решил, после чего наступила напряжённая тишина – Амира недавно бросили, после семи лет серьёзных отношений.

– А ты, Мартин? Ты что будешь делать? – спросила Санна.

– Я собираюсь поработать над биографией Уоллеса, – ответил он и немедленно занялся тушёным ягнёнком.

– Понятно. И на каком она этапе?