Горькая истина. Записки и очерки - Леонид Николаевич Кутуков

Город», полутемный, с тесно стиснутыми домами и некоторыми уличками, ширина которых порой едва превышает полтора метра. Вся эта каменная мрачная громада уличек-лабиринтов была окружена крепостными стенами, вокруг которых и происходили бесчисленные войны за обладание «Замком», контролировавшим путь из Прованса в Италию. Одним из характерных эпизодов одной из бесчисленных осад был подвиг «ниссардской» (ниццкой) героини Катерины Сегюран.

Турецкий флот султана Сулеймана II, союзника христианнейшего французского короля Франциска I, осадил Ниццу, подвергнув се страшной бомбардировке с моря, продолжавшейся 12 дней. 15 августа 1543 года турецкий десант двинулся на приступ города, неся лестницы и всё необходимое для взятия городских стен. Когда, после многочасового штурма, сопротивляемость малочисленных защитников города-крепости начинала слабеть, турки появились уже у амбразур стен и, когда казалось, что всё погибло, молодая женщина Катерина Сегюран, принесшая еду осажденным, с ножом в руках бросается на турок, сбрасывает в ров нескольких из них, захватывает турецкое знамя и воодушевляет своим подвигом отчаявшихся «ниссардов»: атака была отбита! Тогда Катерина с высоты городских стен оборачивается задом к туркам и в знак презрения к ним задирает свои юбки! По сей день чтится современными ниссардами ее память: на стене в старом городе имеется барельеф героини, а на перекрестке двух уличек в стену вделано турецкое ядро с соответствующей надписью на ниссардском наречии, а также и на французском языке.

Ниссардское наречие представляет собой совершенно безобразную смесь итальянского и французского языков с примесью языков и наречий всех тех «оккупантов», которые в течение веков многократно завоевывали город. Но оно всё же представляет собой одну из красочных черт жизни на Ривьере.

В 1631 году в мае появилась в городе чума. Несчастные жители города засели в своих домах в ожидании черной смерти. На тесных уличках стали жечь серу, смолу, ладан и поливать уксусом дома и мостовую. Доктора в кожаных перчатках и в масках со стеклышками для глаз посещают больных, погружая свои носы в конические сосуды с дезинфекционной жидкостью; священники ходят причащать умирающих, но внушают им мистический ужас своим необычайным видом, ибо их лица и руки намазаны специальной мазью, придающей им дьявольский вид; нотариусы, не входя в зараженные дома, записывают последнюю волю умирающих, которую им выкрикивают в открытые окна. Город агонизирует семь месяцев! Но вскоре для Ниццы наступили более счастливые времена: кончились эпидемии и голодовки, приступы и побоища, разрушения и резин, когда Людовик ХIV, захватив город, приказал разрушить «Замок» на холме. С тех пор сохранилось до наших дней за верхушкой холма всего лишь название «Замка», да несколько остатков фундаментов — это всё, что осталось от бурной и кровавой истории Средневековья…

В «Старом городе» сохранилась группа домов, где было еврейское гетто: там обосновывались евреи, спасаясь от преследований французских королей — Савойские герцоги были очень терпимы к ним, предоставляя широкие возможности в торговле и в банковских делах, которыми они занимались прежде в Провансе с большим успехом.

В 1807 году в Ницце в доме на самой набережной порта родился Джузеппе Гарибальди. Хотя ему и удалось дело объединения Италии, но ему пришлось пережить большие огорчения и разочарования на счет судьбы своего родного города: несмотря на его протесты, в Ницце был устроен в 1860 году плебисцит и ниссарды проголосовали за присоединение города и его окрестностей к Франции[307].

Сто лет тому назад Ницца только лишь начала превращаться из захолустного городишки в тот великолепный город, каким она стала в наше время. Английские туристы оплатили тогда первоначальное устройство аллей вдоль берега для своих традиционных маршей. Потому набережная и по сей день называется «Прогулка англичан», или, по-нашему скорей Английская набережная. Местные жители, «ниссарды», недаром называют свой город Nissa la Bella «прекрасная Ницца», которая бесспорно обладает самым удачным и самым живописным местоположением. Освещаемая прямо с юга средиземноморским солнцем, она окружена с запада, севера и востока тройным, почти непрерывным рядом холмов и горных возвышенностей, которые, постепенно поднимаясь, переходят в гигантскую, покрытую вечными снегами, цепь Приморских Альп, являющихся природным барьером от северных ветров, что и объясняет наличие в Ницце изумительно теплого климата в зимнюю пору. У подножия этого величественного амфитеатра на прибрежной равнине веерообразно и раскинулась жемчужина Средиземного моря — Ницца, среди пальм, эвкалиптов, мимоз и многих других экзотических растений и цветов. С этих окружающих город высот открывается чудесный вид на Ниццу, уже давно ставшую излюбленным местом пребывания ищущих яркого и теплого южного солнца, согревающего в зимнюю пору душу и тело тех, кто приехал сюда спасаться от стужи, метелей и долгого зимнего мрака севера.

Стали наезжать и заживаться здесь и наши соотечественники. Герцен переживал здесь свои семейные драмы. В ноябре 1851 года мать Герцена выехала на пароходе из Марселя в Ниццу. По пути произошло кораблекрушение, и его мать н сын Коля погибли в море. «Во время ее отсутствия» — пишет Герцен в «Былое и думы» — «мы переехали в другой дом, также на берегу моря, в предместье С. — Елен. В доме этом с большим садом было помещение для моей матери; мы убрали ее комнату цветами: наш повар достал с Сашей китайских фонарей и развесил их по стенам и деревьям. Всё было готово; дети часов с трех не сходили с террасы». Герцен поехал встречать своих на пристань, где ему сообщили страшную весть о гибели матери и сына. Когда он вернулся домой, «в столовой всё было готово: бутылка вина стояла во льду, перед местом моей матери — букет цветов, перед местом Коли — новые игрушки…» Не прошло и полугода, как в Ницце же скончалась жена Герцена. «Она лежала вся в цветах», — пишет Герцен в «Былое и Думы», — «Шторы были опущены. Я сидел на стуле, на том же обычном стуле возле кровати; кругом было тихо, только море шипело под окном. Флер, казалось, приподнимался от слабого, очень слабого дыхания. Кротко застыли скорби и тревоги, словно страдания окончились бесследно, их стерла беззаботная ясность памятника, не знающего, что он представляет. И я всё смотрел, смотрел всю ночь. Ну, а как, в самом деле, она проснется? Она не проснулась. Это не сон. Это — смерть! Итак, это правда!»

Затем прошло почти 20 лет его бурной политической деятельности, «Колокола», надежд и разочарований. В 1870 году тело Герцена было предано земле на старом кладбище в Ницце. Друзья его и почитатели, воздвигнув достойный памятник на его могиле, высекли на цоколе еврейскую звезду в память его матери, Луизы Хааг из Дрездена.

С тех пор прошло много, очень много страшных