Глинка. Жизнь в эпохе. Эпоха в жизни - Екатерина Владимировна Лобанкова

музыкой Глинки. В марте 1844 года, в «Revue de Paris», одной из самых читаемых парижских газет, появилась статья двоюродного брата Проспера Мериме — Генри Мериме. В ней критик хвалил оперу «Жизнь за царя». Это «первое художественное произведение, в котором нет ничего подражательного», — считал он. «Это национальная эпопея, это лирическая драма, восходящая к чистоте своих первоначальных истоков, когда она была не легкомысленной забавой, а торжеством патриотическим и религиозным»[479], — сообщал критик. Все эти похвалы вдохновляли Глинку и усиливали его желание поехать в Париж. Ему казалось, что европейская публика сможет по достоинству его оценить.

В обществе Екатерины Керн он восклицал:

— Никто никогда в России не отзывался обо мне в таких лестных выражениях!

Но Глинка почему-то «забыл» о публикациях Одоевского, Мельгунова и Булгарина, видимо, потому, что он мечтал теперь о европейском признании.

В начале июня 1844 года Глинка отправился во второе зарубежное путешествие. Его компаньонами стали Федор Дмитриевич Гедеонов, дальний родственник, и молодая француженка Адель, возвращавшаяся из Петербурга во Францию. Дорога, как и прежде, начиналась с Новоспасского[480], а потом путники ехали на Варшаву и дальше в Европу{415}. Проездом в Берлине он встретился с Зигфридом Деном, которому показал партитуры обеих опер, получившие одобрение учителя{416}.

Глинка писал о своей «скитальческой жизни» — такая «независимость мила мне… „ее предпочитаю заботам высокопоставленных лиц“, намекая на то, что никакая придворная служба его больше не увлекает»[481].

Цели путешествия он для себя формулировал так: во-первых, нужно поправить здоровье, для этого нужно уезжать в более теплые края, во-вторых, он мечтал забыть все переживания, «успокоить сердце удалением от мест и в особенности людей, напоминавших мне мои душевные страдания», в-третьих, хотел получить новые впечатления в Париже. Художественная цель была связана с приобретением артистической славы. «Не желал бы уехать отсюда, не сделавшись известным (не столько для себя, сколько для моих недоброжелателей)»[482], — сообщал он матери из Парижа.

Франция

С первых минут Париж произвел большое впечатление на композитора{417}. Огромные семиэтажные и восьмиэтажные дома, постоянное движение людей на улицах, модные ухоженные дамы и разодетые кавалеры, рестораны и театры — все казалось динамичным, современным. Париж ощущался как место свободы.

Летом общество только и делало, что гуляло, фланировало, посещало сады, осматривало достопримечательности, встречалось в театрах и ресторанах. Променад был главным развлечением парижан. Бульвары, Елисейские Поля, сады и пассажи были открыты для всех сословий, что удивляло русского аристократа. Летняя жизнь в Париже казалась дешевле и удобнее, чем в Петербурге. За новый отличный сюртук Глинка заплатил всего 90 рублей, по петербургским меркам сущий пустяк, а качество и крой несравненно лучше отечественных. Вместо извозчиков использовался омнибус, многоместная пассажирская карета, запряженная лошадьми, представляющая собой первый общественный транспорт. Он позволял экономить на поездках. Глинка удивлялся, что за 30 копеек можно проехать куда угодно.

Как и в других европейских крупных городах, в Париже проживало много русских, с которыми был знаком композитор, — мать и дочь Краевские, графиня Виельгорская с младшей дочерью, пансионский товарищ Мельгунов, чета Панаевых, художник Михаил Львович Невахович и богач Илья Дмитриевич Норов, устраивавший роскошные развлечения для знакомых. На несколько дней в Париже остановился Михаил Виельгорский. Все вместе посетили Версаль, гуляли в Ботаническом саду, где располагался зверинец. В конце июля русские туристы наслаждались развлечениями в честь годовщины Июльской революции 1830 года. Иллюминации на Сене, шествия, открытые праздничные площадки — все это привлекало толпы людей. «Париж до такой степени разнообразен, что, выйдя на улицу, нет возможности хандрить», — писал он матери через четыре недели после приезда в столицу Франции[483].

В сентябре 1844 года в Париж приехал князь Элим Мещерский. Являясь поклонником Глинки, он уговаривал его издать в Париже свои романсы, но для этого нужны были переводы русских текстов на французский язык. Этим-то Мещерский и занялся{418}. У Мещерского собирались известные творцы: здесь Глинка мог общаться с писателями Виктором Гюго и Эмилем Дешампом, с братьями Мериме и др. Первые впечатления от общения с французами он описывал так: «вежливость французов, в особенности образованных, превосходит всякое описание»[484]. Парижская жизнь приносила только удовольствие. «Я жил разнообразно и искренно веселился с приятелями», — вспоминал Глинка[485].

Глинку радовало и то, что климат в Париже — мягкий, без резких перепадов — идеально подходил для его здоровья. А вот лечение, как и в прежние времена, не приносило положительных результатов. Новая система доктора Шустера с применением йода не действовала на него. Так по крайней мере считал сам композитор.

Свою жизнь Глинка воспринимал как чрезвычайно скромную, без «петербургского разгула». Утром — чай. Обедали дома в 18.00 — два блюда и стакан сухого красного вина. Между завтраком и обедом — легкий прием пищи. Такой распорядок Глинка считал очень полезным для здоровья. Он неоднократно уверяет матушку в письмах, что живет очень умеренно, на французский лад. Местные жители, как он сообщал матушке, не любят карт и преферанса, пьют очень мало (либо пиво, либо легкое вино), а шампанское, главный символ Франции, как это ни странно, «не в употреблении»[486].

С ноября начиналась светская жизнь, все возвращались с курортов, что повлекло рост цен на продукты и жилье. Первые восторги по поводу Парижа сменялись спокойным восприятием окружающего. Тем не менее Глинка стал изучать изобразительное искусство, посещал театры, на что тратил уйму денег, так как цены на билеты были чрезвычайно высокими{419}, и заводил знакомства. Из музыкальных впечатлений Глинка особенно отмечал Итальянский театр. Его поразили не только певцы и оркестр, которые он называл превосходными, но и великолепный зал, и публика, разряженная, как на великосветский бал. Глинка уже мечтал о новой опере на итальянский текст, которую он напишет для постановки в этом театре.

Михаила Ивановича все чаще посещала мысль обрести подругу (но не жену), что было доступным в этом городе свободы. Матери он рассказывал, что здешние барыни не так очаровательны, как представляют в Петербурге. «У них в манере что-то наглое»[487], — писал Мишель.

Он искал музу, посещая маленькие театры Парижа. Для этих целей подходил театр «Chantereine». Здесь выступали совсем молодые артисты и артистки, а также любители, только начинающие театральный путь. Многих актрис он вместе с Федором Гедеоновым приглашал к себе на вечера{420}, которые они устраивали специально для знакомств. Здесь много пели и танцевали, поэтому часто эти вечера называли балами. Подавали чай и легкий пунш, а в заключение выносили сладкий пирог. Федор устроил так, что вечера обходились им недорого, но производили впечатление. Расходились уже в 23.00, что было удивительным для русских. В Париже строго соблюдали ночную