Грешная женщина - Анатолий Афанасьев

— Бегает, курва, быстро, еле поймал!

В ответ подростки радостно закудахтали.

Ее сумки были уже погружены в багажник, через секунду она оказалась зажатой на заднем сиденье между Стасом и незнакомым весельчаком. Пятаков с места рванул, как любил, со второй передачи.

Влились в середину потока на Садовом кольце. Все молчали. Стас пускал дым ей в ухо. Таня помнила, как он улещивал ее год назад. Заманивал на крутые горки. Обещал какие-то особенные наслаждения, ведомые ему одному. Похвастался, что выписывает подпольный итальянский журнал «Секс для избранных».

— А шефа не боишься? — спросила у него Таня.

— Мы с тобой культурные люди, — сказал Стас. — Я к тебе давно приглядываюсь. А шеф, между нами, девочками, дубина деревенская. Неужто тебе с ним приятно?

— Приятно. У него сопли короче.

Пятаков тоже к ней подкатывался, но без зауми. Пригласил как-то отужинать в погребке «Одуванчик», а когда отказалась, обозвал «поганкой» — только и всего. Зла не затаил. Не был закомплексован, как Гамаюнов. Тот впоследствии, когда доводилось встречаться, поглядывал волком. Дескать, погоди, Танечка, придет час, припомню тебе «длинные сопли». Вот час, видно, и пришел.

Пятаков глянул в зеркальце, пробурчал недовольно:

— Петух, зачем рожу-то ей раскорябал? Не мог потерпеть до места?

— Да она сама навернулась. Такая резвушка, никогда не подумаешь.

— Куда же ее понесло?

— Черт ее знает! Наверное, к чайнику своему. Жаловаться на нас.

На съезде к Самотеке Пятаков нагло подрезал нос у вишневого «жигуленка» и пронесся на только что вспыхнувший красный свет. Гамаюнов его осудил:

— Не надо бы сейчас приключений, старичок.

— Времени мало, — отозвался Пятаков. — Чего-то вроде Серго заколдобился, отбой дает. А я гадом буду, если фраера не кину.

Стас нежно погладил ей бедро, норовя нырнуть поглубже.

— Слышишь, курочка? Георгий Иванович спешить изволят-с! Ты уж будь умницей.

— Ну и вонища, — сказала Таня. — Зубы совсем, что ли, не чистишь?

Стас оттянул ей кожу на бедре и резко перекрутил. Показалось, прожгло ногу от колена до пятки. Взвизгнув, локтем двинула его в бок.

— Не егози, падаль! — одернул ее тот, кого звали Петухом. — Наегозишься еще.

Привезли ее к Пятакову на квартиру, и от машины, окружив, повели в подъезд. Там бабушки сидели на скамейке, и перед ними Таня на всякий случай еще разок взбрыкнула. Упала на колени, завопила благим матом:

— Помогите, родненькие! Убивают!

Получила по губам от Пятакова, и волоком ее втащили в подъезд и дальше до лифта. В лифте Пятаков сказал:

— Не срамись, Плахова. Ты же понимаешь, тебе кранты.

— Это вы не понимаете, — ответила Таня. — С вас Алешка спросит.

— За тебя-то, за зассыху?

— За меня, мальчики, за меня!

Посадили ее в комнате на стул, наспех примотали проволокой к спинке. Особенно усердствовал Стас.

— Смотри, не кончи преждевременно, извращенец вонючий, — брезгливо заметила Плахова. Наотмашь он влепил ей оплеуху.

Пятаков на правах гостеприимного хозяина только наблюдал за волнующими приготовлениями.

— Порядок такой, — сказал он. — Сперва ставим тебя на хор. Потом немного помучим. Или как хочешь? Сначала удовольствие, потом развлечение. Танюша, твой выбор. Мы же джентльмены.

— Чего добиваешься, пес?

— А ты не поняла? Где фраер прячется?

— Какой фраер?

— Будет очень больно, — предупредил Пятаков. — Будет так больно, как ты даже в кино не видела. Петух у нас отменный спец. В Баку стажировался. Скажи, Петух!

— Можно начать с глазиков, — мечтательно ответил Петух. — Выколем глазики, а потом усадим на колышек.

Стас Гамаюнов откупорил бутылку пива, отхлебнул, заперхал. Он глядел на Таню с каким-то тоскливым выражением. Подошел и полотенцем утер ей губы.

— Мы не садисты, не бандиты, — сказал он. — Поверь, Таня, нам не хочется это делать. Но закон есть закон. Мы все по нему живем, и ты тоже. Новые времена. Ты ведь знала, на что шла, когда стукнула. Но у тебя есть шанс. Не заводись. Отдай Пятакову своего духарика. Зачем он тебе? Я его видел. Ни кожи ни рожи и подметки гнилые. Разве что кусается здорово. Отдай его нам и будешь жить. Это честно.

— Крест вас достанет, хоть вы под землю зароетесь, — сказала Таня.

— Не заблуждайся, — возразил Стас. — Ты же слышала, у них перемирие с Серго. У них свои большие игры. А ты помоги нам в нашем маленьком дельце. Все равно твоему ханурику кранты. Он никому не нужен, ни Кресту, ни Серго.

— Не говори, чего не знаешь. У него с Алешей переговоры.

Пятаков примирительно заметил:

— Пусть так. Пусть переговоры. Тогда чего ты переживаешь? Мы пойдем к нему, и он сам нам об этом скажет. На рожон не полезем, не тот случай.

— Дайте я позвоню Кресту.

Пятаков подошел к ней вплотную, наклонился — глаза к глазам.

— Заигралась, девочка. Я твоего Креста в гробу видел. Неужели всерьез надеешься Пятакова напугать?

— Чего тебя пугать, ты и так весь трясешься.

Пятаков махнул рукой и влепил ей дымящийся окурок в лоб. Таня дернулась и вместе со стулом повалилась на пол. Петух рывком поднял ее и усадил в прежнее положение. Пальцем зацепил лифчик и потянул. Груди выкатились наружу.

— А ничего, — оценил он, ущипнув сосок, — еще крепенькие. Надо было нам, ребятки, сперва ее из джинсов вытряхнуть, а после привязывать. Вечно мы торопимся.

— Сунь ей кляп, — сказал Пятаков.

Петух разжал ей зубы и забил в рот полотенце. Потом размотал проволоку, сгреб ее на пол и начал стягивать джинсы. Таня сперва не сопротивлялась, но, улучив момент, все же достала хлопотуна коленом в пах. Не зря ходила в свое время на курсы по самообороне. Удар получился жесткий, хлесткий. Петух закрутился волчком и пополз к дверям, подвывая.

— Когда женщина не понимает интеллигентного обращения, — сказал Пятаков, — приходится действовать по-солдатски, — и вдавил подошвой ее голову в пол. Дальше в сознании Плаховой образовалась черная дыра, и очнулась она от жгучей рези в бедрах и в животе. Раскоряченная, она была опять примотана к стулу, и над ней пыхтел Стас, похрюкивая от удовольствия. Пятаков сидел в кресле с бокалом красного вина. Петуха в комнате не было. Она опять на минутку забылась и пришла в себя, когда Стас деловито застегивал ширинку.

— Ну что, — спросил он, вытянув у нее изо рта полотенце, — сколько раз кончила?

— Пока нисколько, — сказала Таня. — Но было забавно. Как с воробушком.

Пятаков задумчиво произнес: