Год 1944 - "победный" - Владимир Бешанов

В начале июня по личному распоряжению Сталина был снят с должности по «состоянию здоровья» командующий фронтом генерал И.Ф. Петров. Петрова «съел» член Военного совета незабвенный Л.З. Мехлис. Провалив вместе с генералом Козловым Крымскую операцию 1942 года, лишившись должности начальника Главного политического управления РККА, неугомонный Лев Захарович тем не менее не утратил большевистской бдительности и принципиальности. Кочуя с фронта на фронт в качестве ЧВС, Мехлис неустанно строчил доносы на своих начальников, поэтому редко где задерживался больше двух месяцев. Чем-то не приглянулся ему и генерал Петров, возможно, слишком интеллигентной манерой поведения. Едва получив директиву Ставки на подготовку Белорусской операции, Мехлис написал Сталину о мягкотелости Петрова, его болезненном состоянии и неспособности обеспечить успех операции. Сталин «стуку» внял и отправил абсолютно здорового Петрова в санаторий. Генералу в 1944 году определенно не везло: в январе его сняли с понижением в звании с Отдельной Приморской армии, в мае назначили командующим фронтом, а через полтора месяца опять сняли.

(То, что дело не в болезни, подтверждает тот факт, что болел как раз генерал Черняховский и по состоянию здоровья даже не смог присутствовать на майском совещании в Ставке, где с командующими фронтами обсуждался план операции «Багратион». Это не помешало Черняховскому, пришедшему с должности командарма, командовать 3-м Белорусским, правда, под бдительным присмотром Василевского. Народная пословица говорит: «Не по хорошему мил, а по милу хорош». К опытному и грамотному Петрову у товарища Сталина «было какое-то предвзятое отношение». А вот Черняховский своим обаянием импонировал Вождю. Среди анекдотов о Верховном Главнокомандующем есть такой: «Василевский показал Сталину целую папку кляуз на генерала армии Черняховского. Речь в них шла о том, что у него много женщин.

— Что будем делать? — спросил Василевский.

— Что будем делать? Что будем делать? — задумался Сталин. — Будем завидовать!»)

Командующим 2-го Белорусского фронта был назначен генерал-полковник Г.Ф. Захаров, который считался «человеком своенравным и не в меру горячим». Это отмечают почти все, имевшие счастье с ним служить. Бывший начальник политуправления фронта генерал-лейтенант А.Д. Окороков отмечает, что: «Новый командующий оказался прямой противоположностью спокойному в обращении, мягкому и дружелюбно настроенному И.Е. Петрову и, как мне кажется, уступал своему предшественнику в военной эрудиции. К тому же Г.Ф. Захаров был излишне резок с подчиненными». О деятельности этого военачальника в должности заместителя Жукова на Западном фронте хорошо запомнилось и кавалерийскому генералу П.А. Белову: «Он щедро расточал угрозы, прибегал к самым крутым мерам… Вообще командиры стремились избегать встреч с Захаровым».

Обеспечивающий введение Захарова в должность и подробности предстоящей операции генерал Штеменко даже обеспокоился такой высокой концентрацией «горячих людей» в одном штабе: «Я очень опасался, что он начнет по-своему трактовать уже утвержденный Ставкой план операции, осложнит отношения с начальником штаба фронта генерал-лейтенантом А.Н. Боголюбовым, работником опытным, но тоже вспыльчивым. К тому же и Л.З. Мехлис оставался здесь…» Опасения оказались не напрасными: с первых дней Захаров, никогда до этого самостоятельно фронтом не командовавший, начал «по-своему трактовать», не дав себе труда побывать на местности, «пытался опротестовать направление главного удара» и, «как мы и ожидали, не замедлил объявить, что до него здесь все было плохо и ему-де придется долго исправлять чужие грехи». На совещании с командирами корпусов и дивизий командующий подтвердил свою репутацию полководца жуковской школы. Обматюкав всех скопом и каждого по отдельности, он объявил: «Здесь говорить буду я, а вам надлежит только слушать и записывать мои указания». Одним словом, фронт попал в твердые руки.

Лишь категорическое заявление представителя Генштаба о том, что план утвержден Ставкой и не может быть изменен без ее ведома, заставило воспарившего к вершинам стратегического планирования военачальника успокоиться и заняться делом. Впрочем, «Георгий Федорович зла не держал и был отходчив», но теперь генерал-лейтенанту Мехлису пришлось подыскивать новое «место работы». Кстати, Захаров откомандовал около четырех месяцев и в ноябре был понижен на должность командарма.

2-й Белорусский фронт прорывал оборону силами одной 49-й армии генерал-лейтенанта И.Т. Гришина четырехкорпусного состава на участке 12 км с задачей рассечь на две части армию генерала Типпельскирха и лишить противника возможности снять силы с центрального направления для стабилизации положения на флангах. Соседи получили приказ удерживать занимаемые рубежи и быть готовыми перейти к преследованию противника при его отходе.

Особенность прорыва заключалась здесь в том, что он осуществлялся с форсированием реки, имевшей широкую заболоченную пойму.

Для нанесения мощного удара по переднему краю фронтовые умельцы сконструировали «летающие торпеды»: «На реактивный снаряд М-13 с помощью железных обручей крепилась деревянная бочка обтекаемой формы. Внутрь бочки заливался жидкий тол. Общий вес такого устройства достигал 100–130 килограммов. Для устойчивости в полете к хвостовой его части приделывался деревянный стабилизатор. Стрельба производилась из деревянного ящика с железными полозьями в качестве направляющих. Ящик этот помещали предварительно в котлован и придавали ему нужный угол возвышения. При желании можно было запускать сериями по пять-десять штук. 9 июня мы провели опытную стрельбу. Выпустили 26 торпед одиночным порядком и сериями. Дальность их полета достигала 1400 метров, а взрывы были такой силы, что в суглинистом грунте образовались воронки по шесть метров в диаметре и до трех метров глубиной. Командование фронта считало целесообразным применить в процессе артподготовки, по крайней мере, 2000 этих устройств». Для сравнения, снаряд М-13 без «насадки» создавал воронку диаметром 2 метра и глубиной до 1 метра.

Бурную деятельность, важность которой современному молодому поколению не понять, развили «мехлисы» и «окороковы»: «Неоценимую помощь в период подготовки к наступлению, подготовки скрытой и потому особенно трудной, нам оказали специальные бюллетени Главного политического управления об опыте партийно-политической работы в боях под Сталинградом и на Курской дуге. Все мы не только ознакомились с постановкой политической работы в войсках, но и помогали проводить собрания, митинги, беседы, активно вникали в дела армейской печати… В те части 49-й армии, которым предстояло в первую очередь прорвать позиционную оборону гитлеровских войск, назначили наиболее опытных политработников. Проследили за тем, чтобы во всех стрелковых ротах были созданы партийные и комсомольские организации… Особое значение придавалось подбору и воспитанию парторгов рот».

23 июня в ходе артиллерийской подготовки специально выделенные усиленные роты форсировали реку Проня и захватили первые три траншеи. Вслед за ними по наведенным саперами штурмовым мостикам переправились к концу артподготовки и главные силы дивизий. Однако танки и самоходные установки при преодолении заболоченной поймы встретили большие трудности, что сказалось на замедлении темпа атаки. К исходу 23 июня войска генерала Гришина, нанося удар на фронте в 12 км, продвинулись вперед на 5–8 км. Но отдохнуть им не пришлось. Судя по воспоминаниям генерала Окорокова, сонмы политработников спать солдатам вообще не давали ни перед наступлением, ни в ходе его: «В ночь на 22 июня мы получили текст исторического документа Советского правительства «Три года Отечественной войны Советского Союза», и тотчас же политработники стали организовывать собрания, на которых бойцам разъяснялось содержание этого документа. А на рассвете 23 июня, за два-три часа до начала наступления, во всех частях и подразделениях прошли митинги…» После целого дня боев становится еще интереснее: «Политическая работа в наступающих войсках шла непрерывно, в буквальном смысле и днем, и ночью. В подразделениях, подсвечивая себе карманными фонариками, политработники, парторги рот, члены партийного бюро выпускали газеты-молнии, писали короткие листовки — их передавали из рук в руки. А в частях и подразделениях второго эшелона, которым под утро предстояло вступить в бой, политработники проводили митинги, там проходили партийные и комсомольские собрания».