Заговор призраков - Елена Клемм

Но, проследив за его взглядом, Джеймс обернулся и понял, что у этой истории никогда не будет счастливого конца.

– Какого рода клятву ты дал Дэшвуду? – спросил он племянника.

– Какой договор вас связал? – повторил Джеймс, нависая над племянником.

Тот прохрипел:

– Я поклялся, что мы вернем на землю Истинного короля и разделим триумф победы.

– И подписал договор кровью?

– Да.

Его левая рука свисала безвольно. Рана запеклась черной коркой, но от ее краев растекалась воспаленная краснота, словно ее обвели пальцем, смоченным в вишневом соке. Издали надрез походил на клеймо, какие в прежние дни выжигали на лицах преступников. «В» – «Вор». «Д» – «Дезертир». А «Л»?

«Лжец», – догадалась Агнесс.

– А если проиграем, – продолжил Чарльз, – то вместе сойдем в ад. Только я не думал, что мы проиграем.

– Конечно, не думал. Мальчишки никогда не верят в то, что проиграют, равно как и в свою смерть.

Джеймс указал на провал в полу, который раскрывался все шире, словно ненасытная глотка. До сих пор она довольствовалась скамейками, но лакированная древесина только разжигала ее аппетит. Скоро пасть поглотит весь пол, плиту за плитой, захрустит колоннами, слижет желтую краску и гипсовые гирлянды со стен…

– Твой сообщник ждет тебя, Чарльз, и адова пасть не захлопнется, пока не глотнет твоей крови. Шагни в нее. Ну же, смелее.

По мраморному полу стелилась поземка. Ярости Джеймса было недостаточно, чтобы остудить марево над пропастью или заставить языки огня, взметавшиеся из нее, погаснуть с шипением, но лужа крови вокруг юного Линдена подернулась хрусткой коркой, а затем промерзла насквозь. Потемнела, покрылась сизым инеем. Растопырив пальцы, Чарльз уперся в лед ладонью и рывком поднялся на колени.

Выглянув из-за арки, отделявшей апсиду от нефа, Агнесс встретилась с ним глазами. В них стояла му́ка, которую она уже видела прежде, когда отец ранил Ронана железным костылем. Мутные радужки, зрачки сузились. В груди у девушки теплой волной разлилось сострадание, но принц, зачмокав губами, высосал теплоту до последней капли. Кузену ничего не осталось.

Джеймс прав. За свой поступок предатель заслужил смерть. В этом мире у мужчин и так слишком много поблажек, чтобы оставлять за ними еще и право на слабость.

– Вот вы говорите «смелее», а я, того и гляди, штаны намочу от страха, – криво улыбнулся лорд Линден. – Я трус, сэр. Любой джентльмен на моем месте давно бросился бы туда, чтобы искупить свою вину. А я вот хнычу и никак не могу найти в себе решимость. Наверное, таким же мерзким и жалким я казался вам, когда вас вызвали ко мне в лазарет. Ну, помните?

– Этого мне никогда не забыть.

– Да, представляю, что там было за зрелище. Увидев вас, я поднял рев, точно мальчуган из Младшей школы, которого впервые волокут на колоду для порки. Я ведь подумал, что вы пришли меня исповедовать. А значит, конец мне настал. Сначала вы меня исповедуете, а потом убьете, как моего отца.

– Я не убивал твоего отца, Чарльз, хотя то, что случилось, не было обычным происшествием на охоте. Этого ты ждал от меня столько лет? Чтобы я произнес эти слова?

– Допустим.

– А если бы я признался тебе раньше, ты бы мне поверил?

Чарльз подумал и печально качнул головой.

– Нет, сэр, не поверил бы, – сказал мальчик. – Но тогда, в лазарете, вы взяли меня за руку, и жар сменился холодом, а когда я разлепил глаза, то был уже здоров… Наверное, вы сожалеете, что сотворили для меня то чудо.

– Да, сожалею, – признался Джеймс. – Но все это уже не имеет значения.

– Что ж, я не стану просить у вас прощения, потому что в вашем мире все равно не прощают. В мире Третьей дороги. Но окажите мне последнюю милость.

– Смотря в чем она заключается, мальчик.

– Возьмите меня за руку, как тогда, и подведите к пропасти. А дальше я уж справлюсь как-нибудь. Пожалуйста, сэр. Сам я никак не могу решиться.

От обыденности происходящего у Агнесс кольнуло в сердце: казалось, дядя и племянник ударили по рукам, заключая пари, а потом Джеймс, нагнувшись, подхватил Чарльза под мышки и помог ему встать. Мальчишка стоял, пошатываясь. Хотя он потерял много крови, в его движениях не было скованности, в мышцах – оцепенения, и только страшная рана указывала на то, что смерть уже причислила его к своему стаду, пометила, как пастухи метят овец, алой краской по белому руну.

Ноги Чарльза заплетались, но дядя был терпелив. Наверное, точно так же он волок бы подгулявшего повесу из кабака, только вместо чана с ледяной водой Чарльза ждала пропасть. От нее исходил такой жар, что краска на потолке вздулась и пошла пузырями. Сглотнув, Агнесс наблюдала, как очередная скамейка соскользнула вниз, обуглившись прежде, чем успела упасть…

– Подождите!

Они оба повернулись. Вернее, обернулся Джеймс, кузен же мотнулся вслед за ним, как мешок, набитый тряпьем. Но когда Агнесс подбежала поближе, лорд Линден приподнял голову и мазнул по ней мутным взглядом. Поморщился, увидев измятую распашонку Берти.

– Прощай, кузина. Мне жаль, что наше знакомство оказалось таким недолгим.

Агнесс не нашла для него слов. Ей было жаль его, но гораздо жальче себя прежнюю. Ту мисс Тревельян, что протянула бы руку грешнику – и не для того, чтобы влепить ему пощечину.

– Агнесс…

Джеймс был еще бледнее племянника, словно в его жилах застыло ледяное крошево. В черных волосах сквозил иней, черты лица заострились, и глаза были прозрачными, как полыньи, но теперь Агнесс шагнула бы в них без трепета, не боясь уйти на дно.

– Я люблю тебя, – заговорил Джеймс. – И любил всегда. В день нашей встречи семена любви упали мне в сердце и долго потом прорастали, как подснежники сквозь зернистую корку льда. Но я не смел тебе сказать. Все ходил вокруг да около и не смел тебе этого сказать…

Агнесс выпростала руку из-под складок муслиновой распашонки. Двумя пальцами дотронулась до его губ. Они уже не казались ей обжигающе холодными.

– У тебя еще будет время.

– Да, безусловно, – прошептал Джеймс.

– А пока что поцелуй меня.

Нужно спешить. После того как он столкнет Чарльза в пропасть, его поцелуи всегда будут горчить на ее устах. Потому что нельзя удобрить сад костями родных и уповать, что от этого пышнее расцветут розы. Нельзя черпать воду из колодца, зная, что на дне разлагается труп. Никогда им с Джеймсом не познать всю полноту счастья, зато у них будет семья, какая-никакая, а все же будет. Хотя бы это они заслужили!

Их первый поцелуй должен быть таким романтичным, чтобы трубадуры почли за честь воспеть его в балладах. Ведь оба они принадлежат к иному миру. Фейри и ясновидящая. Дух зимы и та, что вобрала в себя все зимнее волшебство, сосредоточенное в одной ночи.