Бесконечность I. Катастрофы разума - Андрей Волков

— Простите, — ещё раз извинился Вяземский, отдавая удостоверение владелице, — но думаю, что вы меня понимаете.

Наташа улыбнулась.

— Конечно, — сказала она, настолько мило, насколько могла, — так что было дальше?

— Дальше, дальше, — проговорил Вяземский, — а дальше ко мне пришел один молодой человек, почти сразу после того, как мою статью забраковали. Он так же, как и вы, интересовался препаратом.

— Это был Андрей Левицкий? — почти с утверждением спросила Наташа.

— Да, — сказал Вяземский, — это был он. Андрей рассказал мне о том, что вещество, которое я разрабатывал, теперь включено в состав препарата греларозол. Он рассказал, что этот препарат вызывает сильнейшую зависимость, рассказал про то, что от препарата пострадала родственница его подруги и попросил меня помочь ему разобраться в этом деле.

— Значит, это вы встречались с Левицким в Борисфене, — догадалась Наташа.

Вяземский кивнул.

— Да, — сказал он, — несколько раз. В последний раз, когда его убили. Я понимаю, что смалодушничал и не пошел в милицию, но всё так быстро произошло, я просто испугался.

— И вы вот так сразу за это и взялись? — поинтересовалась Покровская. — Каким же образом Левицкий вышел на вас, ведь не через адресный же стол? Он ведь целенаправленно обратился к вам.

Вяземский громко рассмеялся.

— От вас ничего не скроешь, барышня, — сказал он. — Нет, не буду вам врать, Андрей обратился ко мне неслучайно. Вопросов от вас было бы меньше, если бы вы знали, что я давно дружу с Альбертом Шамильевичем Сабуровым.

— Ах вот как, — удивилась Наташа. — Значит, вы тоже были в курсе этого расследования?

Вяземский покачал головой.

— Нет, но когда Альберт обратился ко мне за помощью, я не смог отказать, да, в том числе и по честолюбивым причинам.

— То есть это отец Эльмиры Сабуровой попросил вас помочь? — спросила Наташа.

— Да, — кивнул Вяземский, — вот он знал о делах дочери, но подробностями они со мной не делились, а я и не спрашивал. Общался со мной только Левицкий, ему я и передал информацию о веществе.

— Какую информацию? Вяземский развел руками.

— Только свои знания, — ничего больше я не знаю.

— Понятно, — сказала Наташа, — а каково воздействие этого препарата?

Вяземский некоторое время раздумывал, вероятно, решал, стоит ли собеседнице знать подобную информацию. Потом заговорил…

— Не подумайте, что я вам не доверяю, — снова извинился ученый, — я просто думал, как бы вам объяснить это без мудрёных терминов.

— Я постараюсь понять, — улыбнулась Наташа.

— Видите ли, — очень тихо начал Вяземский, снова оглядываясь, — наш мозг, он еще совершенно не изучен, и никто не может предсказать, как поведет себя в той или иной ситуации, но если химическим способом воздействовать на определённые нейроны, то можно подавить способность человеческого мозга принимать абстрактные решения.

Наташа скрестила пальцы, внимательно слушая ученого.

— То есть, прогнозируя действия человека, можно заставлять его принимать решения? — спросила Наташа.

— Именно! — воскликнул Вяземский. — Именно так, юная барышня. Причем человек сам не будет осознавать, что он делает, что чувствует, что ест, что пьет. Ведь за всё это в голове отвечает мозг! Ну скажем, это будет совсем просто, вы даете человеку препарат, а потом ставите перед ним два стакана: с водой и с серной кислотой. Обычный человек, конечно, распознает, где что, но под влиянием этого препарата вы можете приказать мозгу дать человеку сигнал, что вода — это вредно, а серная кислота полезна. Естественно, это не так, но человек будет думать, что это так. Понимаете?

Наташа наморщила лоб.

— Пытаюсь, — проговорила она. — А можно приказать человеку убить кого-то, например?

Вяземский махнул рукой.

— Легко, — сказал он, — под влиянием этого препарата мозг может показать человеку, что взорвать атомную бомбу в центре, ну, например, Парижа это хорошо и правильно, а подарить цветы любимой девушке — нет.

Наташа насупилась.

— Неужели он настолько силен? — спросила она.

— Более чем, — ответил Вяземский, — этот препарат позволяет контролировать головной мозг до последнего нейрона. И самое главное, что он очень быстро растворяется и обнаружить его следы можно только при тщательном исследовании крови пациента. Вот так, вот так. И при этом все молчат, а я устал бороться, тем более что должен был скоро выйти на пенсию, а в результате пришлось уйти из института, эх… — Вяземский махнул рукой, — вот теперь здесь сижу, яблоки выращиваю. А от научных статей денег только и хватает, чтобы концы с концами сводить.

— Очень вкусно, — похвалила Наташа, чтобы приободрить мужчину.

— Вы ешьте, ешьте, — сказал он, — вон то возьмите, крайнее…

Наташа улыбнулась, хотя после того, что она услышала, ей было не до яблок.

* * *

Авалова вновь стояла перед домом на Лермонтовском бульваре и смотрела на кирпичные стены здания, словно бы холодный материал мог ответить на её вопросы. Кирсанова была здесь. Здесь её убили. Затем её тело вывезли в пансионат. Но что случилось здесь кроме убийства? Ссора, драка, может быть, вообще несчастный случай? Зачем Кирсанова пришла сюда и с кем она здесь встречалась? Любая комбинация из возможных.

Медленно ковыляя, к ней подошла консьержка — миниатюрная женщина лет семидесяти, простая, но прибранная, что свидетельствовало о старой выучке. Она работала не только в этом доме, но ещё и уборщицей в соседнем магазине электротоваров. Жила неподалеку. Так ей сообщил Рауш.

— Вы когда-нибудь видели здесь Александра Верховского? — спросила Ксения.

— Ученого? — спросила женщина. — Да, он частенько бывал здесь.

— Один или с компанией?

Консьержка поморщилась.

— Когда один, а когда и с компанией. Я так полагаю, что вас интересует, приходил ли он сюда с женщинами?

Ксения кивнула.

— Честно говоря, да, — сказала она. — Приходил, — неодобрительно произнесла консьержка, — и он их приводил, и они к нему приходили.

— А эту женщину вы помните? — спросила Ксения, протягивая фотографию Кирсановой. — Её приводил?

— Тю, — воскликнула консьержка, — какая же это женщина? Это девочка совсем, а тот, о ком вы спрашиваете, он, видать, постарше любил.

— Вот так? — кивнула Ксения. — Значит её вы не видели?

Консьержка фыркнула.

— Вечно вы, молодежь, торопитесь, — посетовала она, — куда-то все бежите, а бежать не надо, надо рассудительно все делать. Видела я эту девочку, только не с Верховским, одна она приходила и только один раз, восьмого числа.