Донское казачество в войнах начала XX века - Наталья Рыжкова

9-го. Снова большой и трудный переход. Идем спокойно, дорога довольно скучная. На бивак стали в 5 час. вечера в деревне; раньше располагались на свободе. Вечером приехал из дальнего разъезда офицер и сообщил, что верстах в 8–10 отсюда их сотню из какого-то городка обстреляла артиллерия. Известие производит эффект. У нас же костры по обыкновению горят вовсю, и яркое огненное пламя надалеко озаряет местность. Такая неосторожность нас волнует; скоро приходит приказание: костры спрятать в ямы, за бугры, что и исполняется, конечно, но лениво. Мы убеждены, что ночью пойдем дальше, но Мищенко знал обстановку лучше нас, и 10-го мы выступили по обыкновению в 7 часов.

Переход, кажется, самый трудный, ибо дорога все время идет сыпучими песчаными бурханами, все время подъемы и спуски. В песках душно, колодцы встречаем редко. Почти всю дорогу, чтобы облегчить орудийных коней, наши ездовые идут пешими, что делаем и мы, для примера. Пришлось переходить овраг с весьма крутыми спуском и подъемом и столь топким, вязким дном, что конь сам выбраться не может. Поэтому для перехода наших пушек пришлось устраивать большую гать, для чего срубили целую рощу. С трудом, с помощью двух сотен, мы переправились; полки пошли вверх, в обход. Среди песков разъезд Уманцев нашел своего русского офицера. По его словам, его захватили с опушки деревни, где стояла их команда, хунхузы; долго мучили; от них его выкупил какой-то китайский чиновник; от этого последнего он бежал и заблудился в песках. Сначала он не узнал казаков и было бросился от них, но его догнали. Он — осетин из селений около Владикавказа; у него оказались среди Сунженцев знакомые. В этих бурханах паслось немало монгольского скота, и все части старались обеспечить себя мясом насколько можно. Переправлялись через небольшое, но с чистой, прозрачной водой озеро, которое сразу после душного перехода освежило и нас и коней. Ночлег сегодня снова в деревне. Около деревни нас встретил Мищенко и своим сердечным, добрым голосом благодарил доблестных казаков за их первый, но славный бой, за тяжелый поход. Сегодня мы вышли окончательно из сферы опасности и можем вздохнуть полной грудью. Спим, раздевшись, в фанзе, и это после 7 дней спанья в хомуте настоящее наслаждение; с удовольствием потянулся, размял свои кости каждый. Деревня называется Лалагай. Эти три дня, хотя и носились упорные слухи, что японцы идут нам наперерез, шли мы совершенно спокойно, лишь разъезды имели дело с хунхузами.

11 мая. Сегодня последний переход; до Ляоянвопыня, откуда мы начали свой набег, осталось всего 25 верст. Выступили часов в 8 утра, так что не пришлось особенно торопиться. Дорога по мочежине, по пахоте, и очень тяжело, но кони хорошо втянулись и тянут бодро.

Пройдя верст 10 от ночлега, разрешено было петь, и сразу маньчжурские поля огласились нашими родными песнями: «Из набега удалого едут Сунженцы домой…»; заиграла музыка Екатеринодарцев. На душе стало веселей; лица у всех стали как-то беззаботней.

Все, ночуя отдых, приободрились, подтянулись, и совсем не было видно усталости. В Ляонвопынь пришли часа в 3 и разместились свободно по фанзам. Главным образом, сегодня наслаждаемся сном, раздевшись и под крышей.

В течение всего набега мы не знали, куда мы идем, где будем завтра; мы даже не сразу узнали о повороте домой.

И это было отчасти хорошо: офицеры говорят, от них болтают казаки, а от этих слышат китайцы-переводчики; народ весьма ненадежный. Своей неизвестностью мы не тяготились, ибо твердо верили в своего Мищенко. За 8 дней набега прошли более 300 верст, делая в сутки в среднем 40 верст и будучи в седле до 10 часов. Кони за набег сдали сильно, но и работа была египетская; немало коней пришлось бросить. Наши орудийные тоже подтянулись хорошо; бросили одного; наши же казачьи пришли в лучших телах, чем пошли. Когда кони сильно исхудали, арчак стал давить на холку, и в результате были побои. Казаки в бою вели себя прекрасно, выше всяких похвал, но на походе у всех почти большой недостаток: отсутствие чувства артели, нет заботы, чтобы всем было хорошо, а тогда и мне будет хорошо.

С 13-го стали устраиваться: привели в порядок свою фанзу, очистили двор. Ежедневно пришлось рыскать по окрестностям в поисках фуража, который здесь сильно подобрали, а что осталось, то китайцы хорошо припрятали, и надо иметь особый нюх, чтобы найти яму с зерном где-нибудь в углу сарая. Сухарей нет совсем, сахар на исходе, почему с нетерпением ждем из тыла транспорт; в течение 10 дней мы совершенно были отрезаны от своих сообщений, с волнением ждем также известий и почты.

Второй день моросит мелкий дождик, грязно, сыро и скучно после бывшего разнообразия, напряжения.

Этот набег прошел как-то незаметно, а между тем он был неизмеримо выше по результатам и в исполнении, чем зимний. Причиной этого, надо полагать, было то, что плодами его не пришлось воспользоваться. Задачей набега было поставлено — задержать предполагаемый переход японской армии в наступление. Конечно, генерал Ноги не мог и думать о движении вперед, пока в тылу его работал корпус конницы, действующий на его пути сообщения и подвоза продовольствия. Кроме этого, была произведена точная разведка расположения армии Ноги. Но, к сожалению, все эти сведения остались неиспользованными.

Отряд имел серьезный бой только один раз, 7 мая; помимо него происходили мелкие ежедневные стычки разъездов. С японской кавалерией дел иметь не пришлось вследствие ее малочисленности, а главное, стремления поскорее уйти под прикрытие пехоты. Появление наше для японцев было совершенно неожиданно, и они не могли в течение 8 дней нам нигде выставить хоть сколько-нибудь серьезной преграды. В отряде всего выбыло убитыми — 3 офицера и 35 казаков, ранеными 11 офицеров и 138 казаков. Взято 234 пленных и 2 пулемета.

Прочитав все написанное, я вижу, что в моем описании набега почти нет отдельных эпизодов, не упоминаются полки, отдельные имена. Будучи все время в главной колонне, я не мог видеть ежедневные мелкие стычки в разъездах, в боковых отрядах. Чтобы узнать о них истину, надо обязательно слышать самого участника; для выяснения же подробностей и нескольких, что было часто невозможно, неловко. Да я и не берусь за составление реляции набега, я только хотел описать то, то сам видел, что испытал вместе с другими.

19 июля. На другой день после набега, 12 мая, раненые и пленные были отправлены в тыл; их сопровождала сборная сотня под командой есаула Шаликова. кое-кто из нее тогда же получил от командующего армией белые крестики, но таких счастливчиков было немного. Остальные нетерпеливо ждали своей награды, и вот сегодня утром в штабе дивизии были получены все Георгиевские кресты. В 6 часов вечера был назначен парад по сотне от полка и по взводу от батареи. Выстроились покоем, имея впереди представленных к крестам. На флангах бригад стояли хоры трубачей Сунженцев и Екатеринодарцев. Пришел Начальник дивизии, музыка сыграла встречу; войдя в середину, он сказал: «Государю благоугодно было за ваши молодецкие подвиги пожаловать вас высокой, почетной наградой. Поздравляю вас, братцы, с этой Царскою милостью. Мы все привыкли относиться с уважением к Георгиевскому кавалеру; помните это; будьте и дома в станицах примером для всех; пусть этот скромный, чистый крестик до конца ваших дней останется таким же без пятнышка. Желаю вам заслужить и по-другому, а затем вернуться домой здоровыми на гордость своих стариков-отцов». «Поздравляю и вас, братцы, — обратился он к остальным, — с первыми георгиевскими кавалерами. Прокричим в честь нашего Государя Императора громкое боевое “ура!”» — музыка заиграла «Боже, Царя храни!» Потом прокричали также «ура» в честь новых георгиевских кавалеров. Начальник дивизии стал сам прикалывать каждому крестик, целуя и поздравляя в отдельности. Музыка играла полковые, конно-артиллерийский марши. Резко заблистали эти белые крестики на желто-черной ленточке; у всех довольные, счастливые лица, фигуры выпрямляются и вид становится несколько гордей! Глаза невольно косят вниз, налево; счастливый день жизни! Расходимся по своим бивакам, навстречу выбежали все остальные товарищи. Командиры поздравляют своих кавалеров, а товарищи высоко кидали их на ура! Но на западе собираются темные, мрачные тучи, которые вскоре и разразились сильным дождем. Все должно было спрятаться по палаткам, и таким образом не удалось даже попеть, потанцевать вечером в честь новых кавалеров. Теперь в частях они заметны… Этим кончается вся эпопея нашего набега в тыл японской армии.