Аркадий Райкин - Елизавета Уварова

Письма зрителей, по счастью, частично сохранившиеся, — потрясающий документ эпохи. В них — бездна человеческого горя, рассказов о несправедливости.

Каждое выступление по радио, а позднее по телевидению, с одним номером или с целым спектаклем, вызывало поток писем. Если же таких выступлений долго не было, корреспонденты Райкина выражали тревогу, почему его не слышно, просили выступать почаще.

Письма были порой малограмотные, иногда написанные карандашом. Авторы спрашивали, как стать актером, таким как Райкин, просили выслать репертуар и помочь достать билеты на спектакли Ленинградского театра миниатюр, предлагали свои рассказы, фельетоны, миниатюры, поздравляли с праздниками, с присвоением почетных званий. Подобные письма, по-видимому, получают многие известные актеры. Но, пожалуй, больше всего было писем, которые могли быть адресованы только Райкину. Он был свой, близкий, всё понимающий. С ним делились самым сокровенным, интимным. Мужчины (что говорить о женщинах!) говорили ему слова любви. Вспоминается фраза Жванецкого: «Его обаяние выше женского, чего не бывает!» _

Шофер из Акмолинской области Казахстана писал: «Я вас видел только один раз в спектакле «Под крышами Парижа», но вы мне запомнились на всю жизнь».

Рабочий из Магнитогорска: «Дорогому нашему любимому артисту рабочего класса и всей советской интеллигенции. Я решил обратиться просто так к самому любимому артисту Советского Союза за советом...»

Жители станции Худосланская Восточно-Сибирской железной дороги: «Приезжайте к нам! Посмотрите, как мы живем, посмотрите, какие у нас директора леспромхозов, председатели колхозов и прочие руководители, так сказать, районного масштаба. Мертвые души Гоголя — это мелочь по сравнению с душами, живущими сейчас в 59 году в Советском Союзе».

Электрик из Львова, 30 лет: «Хочу выразить Вам свое восхищение, благодарность за Ваш талант... помню каждый вздох, каждую паузу во всех Ваших выступлениях. Извините мое откровение, но я иначе не могу. Я испытал столько блаженных минут. Мое уважение к Вам столь велико, что мне порой приходят в голову нелепые мысли. Вот-де, если бы для Вас потребовалась жертва, я б ее с большой охотой совершил».

Врач из Одессы, посмотрев по телевидению «На сон грядущий», пишет: «Рядом с волнующим чувством восторга шло чувство большой тревоги за Вас, за чрезмерное расточительство Вашего таланта. Вы — гордость нашего народа, Вы ему принадлежите, а расточаете себя безжалостно».

Подобных просьб — «жалеть себя», «не работать на износ» — в архиве Райкина множество.

«Наш директор школы говорил: «Его даже антисемиты любят»», — писала учительница из Молдавии.

«Сколько тепла, заботы о нашем человеке в Ваших выступлениях. Откуда Вы так осведомлены о наших тревогах?..» — обращалась к артисту группа учителей из Риги.

«Сегодня мне пришлось слушать Ваше выступление по радио в честь Дня строителя. Слушая Вас, я страстно смеялся и как-то с тревогой в сердце своем я плакал. Товарищ Райкин, затруднение мое состоит в том, что я очень хотел бы объяснить Вам мою жажду слушать Ваши выступления. Только потому, что своим выступлением Вы бьете прямо в глаз, я только удивляюсь тому, откуда Вам всё это известно... на наших стройках почти 50% по разным причинам «перекур» в качестве простоя и разной недисциплинированности... могли бы построить в два раза больше, чем мы имеем», — делился проблемами строитель из Курска.

«Я удивлен Вашей работой и бесстрашным Вашим мужеством. Я очень доволен и рад, что Вы подарили мне три апельсина на большой праздник начала нового, 1960 года», — благодарил слесарь Карагандинской газораспределительной станции № 2.

Ф. Триере из Новосибирска пишет о своем покойном брате, который в молодые годы из-за аварии на производстве оказался прикован к постели: «Слушая Вас, он забывал о своих страданиях: «Ну молодец! Вот талантище! Умница! Посмотреть бы его!» Как мы благодарны всем, кто при таких тяжелых страданиях вызвал его улыбку. А ведь Вы, товарищ Райкин, один из них».

В письмах Райкину рассказывают о различных безобразиях, непорядках, просят, чтобы он «продернул» конкретных людей. Подтверждают самые невероятные, гротесковые фабулы его миниатюр ситуациями из жизни. Просят помочь получить квартиру, пенсию, путевку в санаторий, устроиться в больницу, передать письма лично Хрущеву, Подгорному и другим, помочь деньгами — слышали, что он не отказывает.

В отдельных письмах есть критика, иногда угрозы: «Товарищ Райкин, не забывайте, что Вы слуга народа!»

В письме из Рыбинска спрашивали, «когда же появятся лезвия для безопасных бритв...», возмущались: «...в городе нет мужских носков, общих тетрадей, зубных щеток и многого другого». Корреспондент из Свердловска просил купить ему мотоцикл «Ява-350»: «Я не в состоянии сразу купить, деньги я вам постепенно вышлю». Группа колхозников из Темниковского района Мордовской АССР жаловалась, что в деревню никак не могут провести электричество — нет столбов. Есть и такое письмо: «Уважаемый товарищ Райкин, в чем дело, прошу пояснить публично, куда девались колпачки стеклянные с кофейников стоимостью 47 руб. в магазине... может быть, вы подскажете мне по телевидению».

Еще одно письмо из Свердловска привожу полностью:

«Здравствуйте, незнакомый, всеми уважаемый артист Райкин! Я давно уже собирался, как говорят советские люди, посоветоваться с Вами кое о чем. Третьего августа я слушал Вашу радиопостановку «От двух до пятидесяти» и решил не откладывать. Не подумайте, что я какой-нибудь анонимщик, нет. Я пока к сумасшедшим не принадлежу. Мне 27 лет. С 18 лет я смог разъезжать по СССР. Бывал и на востоке, в Средней Азии, Краснодарском крае, Кривом Роге, Брянской и Смоленской областях. Я не искал длинного рубля, я старался понять жизнь. Сейчас скажу, смешна жизнь. Смешим ее не кто иной, как мы: рабочий народ, начальство. Я душевно тронут. Разве можно так жить дальше? — нет. Можно ли воровать друг у друга? Раздевать, хулиганить, взятничать — дико, тов. Райкин. Кто мы? Мы — это первая страна, построившая социализм. Наши деды в 17 делили кусок хлеба пополам, курили одну папиросу. А в 41—45 было не так? Сейчас мы жить как должны?..

Жизнь усложнена не только этим. Сколько у нас начальства, а работать некому. Взять хотя бы бухгалтерию. Одна бумажка — сто подписей. В магазинах... Одна работа — два человека. Какую убыль приносят начальники! А их-то у нас, боже мой! Понимаете, я решил дать бой всему этому. Дорогой товарищ артист! Посоветуйте и будьте добры, дайте мне маленький совет. Я хочу проверить себя, как же я понимаю. Может, со мной что-нибудь не в порядке. Так жить дальше я не согласен. Чтобы ежедневно ошибаться, недопонимать и всё время наносить убыток Родине, народу, как это делает начальство. Я никого не боюсь, пускай меня накажут за то, что я ищу правду. Я не прощаю ни артистам, как видным людям, ни писателям, ни поэтам. Давайте молчать, махнув на всё рукой!

4/VIII-63

Петушков».

Из Красноярска в 1967 году писали: «За последние несколько лет искусство лгать далеко шагнуло вперед. Ложь уже не выражают прямыми словами, как это было во времена наших дедов, ее создают при помощи общих туманных оборотов... Все признают, что надо говорить правду. На этой фразе появляетесь Вы — гениальный художник. Вы — народный любимец, воплощение правды и чистоты...»