1900. Русские штурмуют Пекин - Дмитрий Янчевецкий

Генерал-лейтенант Линевич выехал на нашу передовую позицию — на насыпь железной дороги у моста и сожженной водокачки. Видя, что китайцы засели в противоположных деревнях и обстреливают всю насыпь дороги беспрерывным лихорадочным огнем пушек и ружей, генерал Линевич приказал нашей 2-й Восточно-Сибирской батарее сейчас же стать на позицию у моста и обстрелять китайцев. По команде полковника Соболевского два орудия втащили на насыпь дороги.

На другом берегу засинели густые толпы китайских войск, которые со своими орудиями и флагами поспешно переходили полотно железной дороги. Генерал Линевич приказал повернуть орудия и стрелять по китайцам вдоль железнодорожного моста.

Ничего не подозревая, с любопытством, свойственным всем корреспондентам, я бродил по мосту и осматривал местность и бегство китайцев. Генералу доложили, что нельзя стрелять, так как на мосту находится корреспондент.

— Ничего, стреляйте! Нам некогда ждать! — отвечал генерал. Я услышал какие-то крики и увидал знаки, которые мне подавали издали наши офицеры. He успел я скатиться с моста на мягкий берег Пэйхо, как граната за гранатою пронеслись над головою.

Однако китайцы продолжали отвечать. Так как наши стрелки были далеко позади артиллерии и еще не успели подойти к насыпи дороги, генерал Линевич просил английских офицеров, чтобы их две роты сипаев, которые лежали за насыпью и бездействовали, поддержали нашу артиллерию своим огнем. Но сипаи продолжали лежать. На вторичный запрос генерала Линевича к нему явился английский офицер и доложил на русском языке:

— У нас была сегодня очень несчастливая стрельба. Наша артиллерия по ошибке обстреляла наших сипаев и ранила так много своих же солдат, что сипаи сегодня не могут стрелять.

Генерал был очень недоволен, но медлить нельзя было. Нужно было показать наш огонь. Поэтому он приказал своему конвою обстрелять китайцев. На глазах 300 или 400 сипаев, ничего не делавших и только галдевших и глазевших на русских, человек 20 казаков по команде сотника Григорьева залегли на насыпи и стали щелкать по китайской деревне, из которой стреляли особенно упрямо.

По команде полковника Соболевского наши орудия открыли огонь гранатами и шрапнелью вдоль моста и полотна и по всем деревням, откуда доносились залпы китайцев. К 2 часам китайцы прекратили свой огонь.

Русская и французская артиллерия поспешно двинулись вперед для преследования бегущих китайских войск. Несколько снарядов было пущено в тыл китайцам, а деревни, по которым они могли следовать, осыпаны шрапнелью. За артиллерией двинулись наши и французские войска. К 3 часам все затихло и военные действия прекратились. Янцунь был взят.

Наши войска прошли весь город, заняли деревни, расположенные за городом, и стали биваком. Рядом с нами стали биваком французы. Американцы и англичане стали в поле, позади города, в стороне от нас. Японцы пришли только к вечеру: главные их силы шли по западному берегу Пэйхо и были задержаны топями и разливами рек.

Русские первые заняли самый город Янцунь, кавалерийскую импань, железнодорожный мост и две китайские переправы на шаландах через Пэйхо.

В этот день наши потери были: убит поручик Пирогов 2-го полка, пулей в голову навылет. Он только что был возвращен из отпуска и оставил после себя мать и сестру. Тяжело ранен в живот подполковник того же полка Высоцкий. При занятии деревень, лежащих перед Янцунем, ранено 17 нижних чинов, 2 убиты.

Потери американцев: 21 убит и 54 тяжело раненых.

Потери англичан: 7 убитых и 39 раненых[85].

В то время как наши орудия стояли на железнодорожной насыпи и обстреливали Янцунь, наши казаки вытащили китайского солдата, который ухитрился спрятаться между камнями и бревнами, наваленными внизу насыпи, и лежал под выстрелами наших пушек. Он был тяжело ранен в бедро пулей, которая, по-видимому, раздробила кость и причиняла бедному солдату жестокие мучения. Подле него лежали китайская форменная куртка и ружье. Генерал Линевич поручил мне допросить его. Корчась от боли и страха, солдат стал прежде всего божиться, что он вовсе не солдат.

— Отпустите меня. Не убивайте меня. Я не солдат. Я только продаю табак солдатам. Не убивайте меня. Эта куртка не моя. Мой хороший друг — солдат, и он послал меня отнести эту куртку и ружье в город. He убивайте меня. Я не солдат.

— Сколько у китайцев войск и сколько пушек?

— Очень много, очень много! 10 000 войск и 50 пушек.

— Кто главные командиры?

— Генералы Ма и Сун.

— Куда ушли китайские войска?

— Я — маленький человек. Я ранен. Я лежу здесь и даже не могу встать. Как же я могу знать?

— В каком состоянии китайские войска?

— Я бедный человек. Я не могу знать. He убивайте меня.

Генерал Линевич приказал оставить его в покое. Очевидно, все сообщенные им цифры были намеренно преувеличены. Сипаи от нечего делать занялись раненым китайцем и дали ему воды. Не знаю, что сделали с этим пленником. He думаю, чтобы союзные солдаты оставили его в живых. Убить его ничего не стоило.

Вечером в поле, возле русского бивака были погребены поручик Пирогов и два стрелка. Присутствовали начальник русского отряда и все офицеры, которые составили прекрасный хор и спели «Вечную память» своему товарищу, безвременно павшему и похороненному на китайской земле, на берегу Пэйхо. Перед могилой были выстроены 2 роты 2-го полка с оркестром музыки. Церемония была глубоко трогательная. Три деревянных креста, сколоченных из палок, были опущены в могилы, вместе с телами. Ямы засыпаны и сровнены с землей для того, чтобы китайцы не могли найти русских могил и надругаться над ними.

Весь вечер я осматривал красивый городок Янцунь и к ночи оказался верстах в 5 от русского лагеря, голодный и усталый, без пищи и крова. Я вспомнил об одном китайце, который имел свою лавку на берегу Пэйхо и у которого я по дороге остановился, чтобы выпить холодной воды. Я поехал к китайцу искать гостеприимства и ночлега.

Почтенный китаец Лэй Яо Пин был прямо обрадован моим приездом, так как присутствие европейца предохраняло его дом от разграбления иностранными солдатами.

Лэй Яо Пин заварил свежего пахучего чаю, собственноручно сварил жирную курицу, зажарил блинов, нарезал для приправы соленой моченой брюквы, налил сои, расставил на столе чашки и, положив вымытые палочки для еды, пригласил меня ужинать.

Вооружившись палочками, я ел с неменьшим аппетитом, чем в первоклассной тяньцзиньской гостинице. Мягкая оберточная бумага, которую любезный хозяин положил для обтирания пальцев, послужила мне также и для писания корреспонденций, так как другой бумаги ни у меня, ни у него не было. Для сна хозяин постлал на скамейке чистую циновку и положил узорную подушечку, набитую чаем, что очень полезно для глаз, с дырочкой для уха.