Горячая "холодная война". Юг Африки (1960-1990 гг.) - Владимир Шубин

История Африканского национального конгресса Южной Африки и его сотрудничества с Советским Союзом рассматривалась в моей предыдущей книге[1019]. Поэтому здесь будут отражены лишь наиболее важные события.

Отношения Москвы с АНК были установлены 85 лет назад, когда его президент, Джосайя Гумеде посетил СССР в ноябре 1927 г. в связи с празднованием десятой годовщины Октябрьской революции, а контакты с Коммунистической партией Южной Африки были установлены еще ранее. Когда в годы второй мировой войны СССР и Южно-Африканский Союз стали союзниками, в 1942 г. в Претории открылось советское консульство, имевшее отделение и в Кейптауне, связи с прогрессивными силами ЮАР были восстановлены. Но в 1956 г. консульство было закрыто по требованию правительства Национальной партии.

В 1950-х гг. время от времени южноафриканцы посещали СССР, среди них были, например, генеральный секретарь АНК Уолтер Сисулу и видные деятели компартии Брайен и Соня Бантинги, но эти визиты не означали возобновления регулярных связей.

Это произошло позднее, после запрещения расистскими властями 7 апреля 1960 г. Африканского национального конгресса и Панафриканистского конгресса (ПАК), отколовшегося от АНК годом раньше (Коммунистическая партия Южной Африки была запрещена еще в 1950 г.). Волна репрессий против оппозиционных сил началась после жестокой расправы полиции над африканцами в Шарпевиле и Ланге

21 марта 1960 г. В июле 1960 г. председатель воссозданной в подполье Южноафриканской коммунистической партии (ЮАКП) доктор Юсуф Даду, который был также руководителем Южноафриканского индийского конгресса, входившего в Союз конгрессов[1020]и Велла Пиллаи, представитель компартии в Западной Европе, посетили Москву и имели беседы в Международном отделе ЦК КПСС. Позднее Даду рассказывал, что среди вопросов, обсуждавшихся в Москве, были «формы братской помощи со стороны КПСС и рабочих партий социалистических стран»[1021], и к концу 1960 г. ЮАКП было выделено 30 000 долларов из «Международного профсоюзного фонда»[1022].

Эти средства использовались не только для деятельности компартии, но и для содействия подполью АНК (как подчеркнул Даду, партия оказывала помощь чрезвычайному комитету АНК, созданному после его запрета). Такое использование средств было характерно и в последующие годы, причем их объем рос – 50 000 долларов в 1961 г.[1023]и 112 445 долларов в 1962 г.[1024]

Дальнейшее развитие событий в ЮАР, усиление репрессий со стороны режима белого меньшинства, побудило руководство компартии и АНК принять решение об отказе от исключительно ненасильственных методов борьбы. Юсуф Даду вновь прибыл в Москву в октябре 1961 г., на этот раз вместе с генеральным секретарем ЮАКП и видным руководителем АНК Мозесом Котане в качестве гостей XXII съезда КПСС. На их встречах в ЦК, в том числе с Б. Н. Пономаревым, избранным секретарем по международным вопросам, Даду и Котане подняли вопрос об использовании вооруженной формы борьбы. Упомянули они и о том, что их партия уже создала специальный подкомитет, задачей которого была разработка практических мер по подготовке «саботажа»[1025].

Однако язык документа, названного «Заметки о некоторых аспектах политической ситуации в Южно-Африканской Республике» и подготовленного Мозесом Котане, был очень сдержанным: он писал лишь об использовании в ходе борьбы «некоторых элементов насилия, таких как пикетирование и нарушение связи»[1026].

В ответ советские представители разъяснили «марксистско-ленинскую доктрину о сочетании всех форм борьбы», а поскольку руководители ЮАКП попросили содействии в подготовке инструкторов военного дела, им было сказано, что СССР будет в состоянии оказать ЮАКП помощь, используя «возможности в некоторых дружественных странах, например Гвинея и Гана»[1027].

Вслед за этим был передан и следующий официальный ответ советского руководства: «Принимая во внимание ситуацию в стране [т. е. в ЮАР] мы согласны с мнением, выраженным товарищами Котане и Даду. В то же самое время намерение ЮАКП вступить на путь использования вооруженных форм борьбы возлагает на партию огромную ответственность. Необходимо не противопоставлять одну форму борьбы другой, а умело сочетать все эти формы. Вооруженная борьба – это борьба широких народных масс»[1028]. Стоит заметить, что ответ этот был передан Котане уже после 16 декабря 1961 г., когда были проведены первые операции созданной руководителями АНК и ЮАКП военной организации «Умконто ве сизве» (МК)[1029].

Таким образом, архивные документы убедительно показывают, что решение об «использовании насилия» было принято самими южноафриканцами, в то время как Москва отнеслась к нему с пониманием, но подчеркнула приоритет политической работы.

Свидетельства того, что идея вооруженного сопротивления не была навязана сверху или импортирована из-за рубежа, содержатся в воспоминаниях членов «Умконто». Один из них, Эндрю Масондо, который позднее стал национальным комиссаром АНК, а затем генерал-лейтенантом в новых Южноафриканских национальных силах обороны (САНДФ), писал: «Идея отхода движения от позиции ненасилия обсуждалась в кругах молодежи даже еще до 1960 г. Я помню, как в Форт-Хейре (университет, где учились африканцы) мы практически создали группу, чтобы готовиться к неизбежной вооруженной борьбе»[1030]. Стив Тшвете, который был комиссаром «Умконто ве сизве» в конце 1980-х гг., а затем министром в демократическом правительстве ЮАР, так анализировал возможный выбор путей борьбы: «Были (после запрета АНК) взгляды, согласно которым борьба все еще может о суще ствляться и направляться все тем же движением под другим именем, но такая концепция предполагала бы ослабление революционных требований и целей движения. Она также означала бы глубокую ревизию всего тактического подхода к борьбе, массовый характер которой не мог был выброшен за борт ради защиты ее законности. В то же самое время была более популярна идея о том, что другие методы борьбы, а не «легальные», должны использоваться для достижения свобод, провозглашенных «Хартией свободы», (программным документом АНК и других конгрессов, принятом в 1955 г.) Между тем, как указывал Тшвете, на том этапе на уровне масс «не могло… быть точного разъяснения или идентификации этих методов» и «реальность вооруженной борьбы все еще оставалась странной концепцией для всего субконтинента [Юга Африки]»[1031].