Серебряный рыцарь - Галина Львовна Романова

Много лет назад Мариль была стройной и даже худенькой, с высокой грудью, тонкой талией, крепкими бедрами и сильными ногами прирожденной танцовщицы. Родители ее были пейзанами, которые подались в столицу в поисках лучшей доли. Это привело к тому, что оба через несколько лет умерли от чахотки, оставив юную Мариль одну в целом свете. По счастью, девочка оказалась пластичной настолько, что ее быстро подобрал какой-то бродяга-менестрель. Он играл и пел, а его спутница танцевала под музыку. Потом ее заметил тогдашний хозяин трактира «На рогах» и выкупил у менестреля, как покупают собачонку. Мариль стала танцовщицей. Случайно она однажды оказалась не в том месте не в то время и угодила в облаву, которую Тайная служба устраивала на криминальный мир столицы. Тогда лорд Дарлисс только-только организовал ее и горел желанием отличиться, показав королю Клеймону Второму, на что пошли деньги из казны. Вместе с другими Мариль грозила в лучшем случае высылка из столицы и принудительные работы в деревне или участь стать крепостной у какого-нибудь лорда. А в худшем ее ждала тюрьма. Но лорд Дарлисс успел рассмотреть нежное девичье личико. Мариль вышла на свободу и вернулась в трактир «На рогах», став агентом Тайной службы. Потом случай свел ее с принцем Кейтором, который не забыл знакомства. И вскоре после того, как стал королем, помог Мариль, выделив ей ссуду из казны. На эти деньги женщина приобрела заведение, где проработала почти всю жизнь, сразу покинув подмостки. Негоже хозяйке трактира самолично плясать там каждый вечер!

Пятнадцать лет, прошедшие с того дня, прибавили ей лишнего веса и седины в волосах. Годы никого не красят. Тяжело поднимаясь по ступенькам, Мариль вспоминала, как раньше взлетала по этой лестнице в три прыжка. Куда все делось? Ей уже за пятьдесят. На днях на каком-то шествии видела короля Кейтора. Подивилась – они почти ровесники, король так на пару лет старше, а живости в нем, как в тридцатилетнем! Даже в рыжих волосах не так заметна седина.

Рыжеволосых Мариль с некоторых пор терпеть не могла. Когда-то она набирала себе девочек для работы «с клиентами» и нарочно выставила за порог какую-то зеленоглазую тощую, как сушеная рыбина, девицу, указав ей на дверь только потому, что ее волосы были такого же огненного оттенка… Рыжие волосы были у еще одного существа на свете. Рыженькие чуть вьющиеся волосики и симпатичные синие глазенки. И слегка заостренные ушки, не оставлявшие сомнений в том, кто ее отец.

Бывшая танцовщица вообще-то редко вспоминала про дочь. Прошло слишком много лет, все поросло быльем. И лишь иногда, когда в заведение «На рогах» наведывался один знакомый ей эльф, она потом часами ворочалась в своей постели и порой плакала в подушку. А может, так даже лучше?

Громкий хлопок распахнутой с ноги двери потерялся на фоне общего шума и гама, но этот пронзительный голос невозможно было не услышать.

– Мариль! Мари-и-и-иль! Ау!

О боги, как он визжал! Врут те, кто утверждает, что у Перворожденных мелодичные нежные голоса, похожие на звон арф и еще чего-то там. Эти люди никогда не слышали, как вопит Карадор Шутник.

– Мар-ри-и-и-и-иль! Мне чего, у Вея отряд стражи выклянчить, чтобы они тут все разнесли к гоблиновой матери? Мари-и-иль!

Ох! Только не это! Где его носило почти полтора года? Хватаясь за перила, бывшая танцовщица скатилась вниз и выскочила в общий зал, всплеснув руками:

– Как? Почему? Откуда? Ой-й-й!..

Взвизгнув не хуже упомянутого эльфа, она резко затормозила, хватаясь руками за пышную грудь, – оскалившийся в улыбке Карадор ловко выхватил из-за спины огромный букетище цветов, которые, судя по всему, не так давно надергал в королевской оранжерее. Наверное, так оно и было, ибо достать поздней осенью почти в полночь цветы было трудно. Тем более цветы, выдранные с корнями.

– Это тебе!

– Мне? – Танцовщица захлопала глазами.

– Ну не мне же! На, – охапку сунули ей в руки, – поставь куда-нибудь. И скажи девчонкам, чтоб чего-нибудь поесть приволокли.

– Ты хотел сказать «выпить»? – уточнила Мариль, пятясь от эльфа, как от маньяка с топором.

– Не-а! Пожрать! Я уже у Кея только что напился!

От него действительно слегка попахивало, но не настолько, чтобы его шатало. Наоборот, эльф казался трезвым как стеклышко. И лишь чересчур громкий голос выдавал его состояние.

– Ты вернулся? В Альмрааль?

– Ага, – кивнул Карадор. – Только что. На часок к Кею заскочил – и к тебе.

– А зачем? – заподозрила неладное Мариль.

– Поговорить надо. – Синие глаза вдруг похолодели. – Выходи за меня замуж!

Блям-мс!

Из рук менестреля выпала лютня.

Карадор произнес эти невероятные слова не так уж и громко, но вздрогнувшая от резкого звука Мариль внезапно поняла, что в общем зале повисла мертвая тишина. Все – от последнего выпивохи до высунувшего из кухни нос повара-орка – таращили глаза на эту пару, впитывая каждое слово. У менестреля вообще был такой вид, что и слепому стало бы понятно – он уже мысленно набрасывал первые строки очередной песни.

– Ты что? – в гробовой тишине произнесла бывшая танцовщица. – С ума сошел?

– С ума я сошел тридцать лет назад. Ты хоть знаешь, как ее зовут?

В эту ночь трактир «На рогах» впервые за много лет закрыли для посетителей – все равно никто бы из них не смог усидеть тут и не рассказать невероятную новость родным, соседям и просто знакомым. Не прошло и четверти часа, как сбежал последний посетитель. С персоналом Мариль рассчиталась сама и сейчас сидела в своей комнате на постели рядом с эльфом.

– Мне страшно, Карадор! Ты меня должен презирать… Она должна меня ненавидеть…

– Не без этого, – хмыкнул мужчина. – Да расслабься ты, у нее сейчас другие проблемы. Она, по-моему, даже не заметила, когда я в Альмрааль уехал.

– Я запретила себе об этом думать. Сотни женщин бросают своих детей – и ничего, живут. И даже бывают счастливы.

– Ты тоже будешь счастливой!

– Так не бывает. Ты что, серьезно делаешь мне предложение?

– Конечно! А стал бы я иначе мчаться в такую даль, да еще по такой погоде? Сидел бы дома…

Как ни волновалась Мариль, она тихо усмехнулась:

– Ты – и сидеть дома? Что-то не верится!

– А ты так хорошо меня знаешь? Может, в глубине души я тихий, домашний…

– Еще скажи «скромный»!

Карадор фыркнул и обнял женщину за плечи, привлекая к себе.

– Пусти, – вывернулась она. – Не трогай.

– Почему? Я проделал такой долгий путь, устал, изголодался, а мне от ворот поворот? Никакой жалости и сочувствия к бедному несчастному влюбленному!

– Не смейся надо мной! – воскликнула бывшая танцовщица. – Посмотри на меня. Я старая. Я наполовину седая. Я толстая. У меня уже три зуба выпали. А ты – молодой красавец! Какая может быть любовь? Через десять лет я постарею, стану еще хуже, а еще лет через пятнадцать вообще умру от старости. И что тогда будешь делать?