Шкуро. Под знаком волка - Владимир Рынкевич

Махно потрясал письмом и кричал:

— Поскольку в наше революционное время генералы меня боятся, то я их не боюсь. Я им дам Буржуи ни перед чем не останавливаются, и меня, старого революционера, бывшего каторжника[61], хотят произвести в генералы! Да я их!..

Его речь закончилась разрывами снарядов, прицельно упавших в толпу. Крики ужаса, окровавленные куски в тучах вздыбленной земли.

Махно бросился к автомобилю. Мешала шашка, которую он всегда брал с собой вместе с маузером. Шофер панически кричал: «Камеру осколком пробило!» И вдруг из-за холма начало выползать железное чудовище. Его рычание включалось в общий шум обстрела. Вскоре блеснули чешуей гусеницы, и танк тяжело перевалился через гребень. Наступавшие махновцы дружно побежали назад. Некоторые бросали винтовки.

Второй танк появился с другой стороны дороги, а на нее сдерживаемым шагом выехали кавалеристы в волчьих папахах. Башлыки с развевающимися волчьими хвостами. Впереди — знамя: стеганая волчья шкура, в центре — серебряная голова волка с разинутой пастью.

— Пулеметы! — кричал Махно. — Скорее пулеметы!

Когда конвой наладил два «Льюиса», и их четкие очереди заглушили крики раненых и запаниковавших отступавших, кавалеристы скрылись за холмами, а танки открыли огонь. До них было меньше версты, когда шофер наконец закончил возиться с колесом. Автомобиль рванулся в сторону тыла, за ним галопом — конвой.

— Где же ихняя конница? — оглядываясь, недоуменно спросил ординарца Махно. — И танки сворачивают.

— На наших конных пошли, на Светодухов. Вроде бы уже слыхать, как бьются.

Но там не бились, а били. Шкуро со свитой стоял на горке рядом с волчьим знаменем и наблюдал в бинокль, как его казаки гонялись за конными махновцами и беспощадно их рубили. Обезумевшие лошади без всадников метались по полю.

— Славно рубят, — сказал Шкуро. — В капусту! Федька! Срочно раздобудь киноаппарат и хорошего механика. Чтобы следующий бой сняли. И когда вешать будем. А батько, видно, думать поехал, как на мое письмо ответить.

III

В здании бывшего Александровского военного училища разместился Реввоенсовет республики: чинный порядок, охрана, тишина, прохлада в вестибюле. На стене большой плакат «Пролетарий на коня!» Стахеева сюда вызвал сам Троцкий, прочитав его статью «Казачья контрреволюция».

У кабинета кроме охраны никого, однако пришлось ждать: у председателя серьезный посетитель.

Перед Троцким сидел светловолосый голубоглазый красавец со сжатыми губами и опасливо прячущимся взглядом. На рукавах его новой шерстяной гимнастерки — красная звезда и три ромба.

На письменном столе — газеты, документы, топографические карты. За столиком сбоку — верный помощник председателя Склянский.

— Итак махновщину мы ликвидируем, — говорил Троцкий, строго вглядываясь в собеседника. — Вы согласны, Климент Ефремович?

— Конечно, товарищ Предреввоенсовета, — с горячностью поддержал ликвидацию Ворошилов. — Я и раньше предлагал разгромить эту банду. Но его Антонов-Овсеенко поддерживал.

— А что за разговоры о том, будто вы наградили Махно орденом Красного Знамени?

— Клевета! Ложь! — Ворошилов даже покраснел.

— Я тоже так думаю, — согласился Троцкий.

— Наверное, сам Махно распространил эту сплетню, — сказал Склянский.

— Возможно. А кто дал вот это сообщение в «Правде»? — Троцкий развернул газету. — «В связи с добровольным уходом тов. Махно с должности командующего армией, командование армией Махно принял тов. Ворошилов».

— Это глупая ошибка, Лев Давыдович, — сказал Склянский. — Мы же подготовили приказ о формировании новой Четырнадцатой армии и о назначении командармом товарища Ворошилова. Так я и сообщил в Бюро печати.

— Корреспонденты-путаники, — сказал Троцкий. — Есть и грамотные. Одного я пригласил сегодня. А мою статью направили в газету, Эфраим Маркович?

— В газету «В пути», Лев Давыдович.

— У Махно и армии-то никакой не было. — Ворошилов все еще переживал ошибочное сообщение. — Его Шкуро разгромил и самое гнездо — Гуляйполе разграбил, мы свои отряды формируем, а они…

— По вопросу Махно я выступал со статьей, — перебил Ворошилова Предреввоенсовета. — Главная мысль: с этим анархо-кулацким развратом пора кончать. — Кончать твердо, раз и навсегда. Так, чтобы никому больше повадно не было.

— Совершенно правильно, товарищ Предреввоенсовета, — с той же горячностью воскликнул Ворошилов.

— Теперь о вашей Четырнадцатой армии, которая пока существует только на бумаге. Сразу после окончания формирования, то есть не позже чем через неделю, армия займет главнейший участок Южного фронта — Донбасс — Харьков. Основная сила деникинцев — кавалерия, и на вашу армию обрушатся массы казачьей конницы.

— Они увеличивают свою кавалерию, Лев Давыдович, — сказал Склянский. — У Шкуро уже корпус.

— Да, — продолжал Троцкий. — Вы, товарищ Ворошилов, должны нацелить бойцов и командиров на борьбу с конницей белых. И создавать свою красную кавалерию.

— В каждом полку будет эскадрон, — пообещал Ворошилов.

— У них корпуса, а у нас эскадроны, — с горечью констатировал Предреввоенсовета.

— Есть же у нас и дивизии, — возразил Ворошилов. — Под Царицыном сводная дивизия Буденного совершила рейд по тылам…

— Я знал о ваших… действиях под Царицыном, — холодно сказал Троцкий. — Итак, товарищ Ворошилов, мы все с вами решили. Эфраим Маркович оформляет приказ о вашем назначении. Выезжайте в Харьков и принимайте командование армией. Желаю боевых успехов.

— Побьем беляков, как под Царицыном.

Троцкий со скептической усмешкой смотрел вслед новому командарму. Сказал Склянскому:

— Помните их подвиги в Царицы не? Пьянствовали и безобразничали со Сталиным. Этот командарм разъезжал в экипаже по городу со своей супругой, наряженной в каракулевую шубу. Командарм с двухклассным образованием. Не знаю, можно ли ему полк доверить. Или только взвод? И Буденный такой же. А по сознанию — почти махновцы.

— Может быть, подождем с приказом, Лев Давыдович?

— Нет. Сталин убедил Владимира Ильича.

— Не убедят ли его Деникин и Шкуро в том, что он ошибся? Как вы считаете, Лев Давыдович?

— Боюсь, что так и случится. Во время войны ошибки стоят очень дорого. Вы в канцелярию? В приемной ждет журналист — пусть входит.