У каждого свое зло - Фридрих Незнанский

Теперь его задача была — укараулить, не прозевать будущую тещу, чтобы вовремя избавиться от парика и усов, которые могли внушить женщине всякие не нужные сейчас мысли…

Конечно, Мария Олеговна не могла уже не знать о том, что его объявили в розыск, — вот он ей и объяснит, что стражи порядка, как это обычно у них бывает, приняли его, кристально чистого человека, за опасного преступника, за кого-то другого. И вот ведь надо же как все ужасно, бездушно: не проверив факты, они показали его фотографию по телевидению, ославили на всю страну и тем так подпортили ему жизнь, что он уже и не знает, куда ему от позора деваться. Из-за каких-то некомпетентных болванов в милиции он лишился доброго имени, а главное — работы. Он готов подать в суд, но это вряд ли что изменит. И вот вместо того, чтобы готовиться к самому радостному событию в своей жизни — к женитьбе на ее замечательной дочери, которую так горячо любит… Вместо этого он должен думать о том, как ему отмыться от той грязи, которой вот так вот, походя, облили его с ног до головы… В общем, речь получалась довольно убедительной и, главное, нелживой. А если учесть доверчивость Марии Олеговны и ее явные симпатии к такому положительному по всем параметрам жениху, «тверезому и серьезному мужчине», каким она считала Николая, Мария Олеговна должна была поверить ему безусловно.

Наконец он увидел, как она выходит из магазина, быстрым движением отклеил усы, снял парик и, дождавшись, когда будущая теща проплывет мимо его лавочки, поспешно встал, подлаживаясь под ее шаг.

— Здравствуйте, Мария Олеговна, — негромко сказал Алексей. И когда она вздрогнула, успокаивающе тронул ее за руку. — Это я. Делайте, пожалуйста, вид, что ничего особенного не происходит.

Куда там, Никонова чуть не выронила свою сумку.

— Господи, Коля! — воскликнула она. — Что ж ты такое натворил-то, а? негромко запричитала она.

— Да ну что вы, Мария Олеговна! Неужели вы поверили? — произнес он с мольбою в голосе. — Наговор все это, ей-богу. Ошибка! Перепутали меня с каким-то бандитом, вот я и страдаю ни за что! — Он зашел немного вперед, посмотрел ей в глаза. — Неужели вы думаете, что я бы показался перед вами, если б был хоть капельку виноват? Господи, да у меня и вообще-то никогда не было ничего такого на уме, а тут и вовсе… Я ж жениться собрался… а они… сволочи…

— Ох, Коленька, даже не знаю, что тебе сказать, — пригорюнилась она. Ведь уже ищут тебя вовсю, нам все время названивают — где ты, да что мы про тебя думаем и не замечали ли чего… А потом приходили с Петровки — это я точно знаю, документы видела. Пришли, что-то все искали, всю квартиру обшарили… Хотели, чтоб я в красновскую квартиру их пустила, да я не пустила, сказала, что у меня ключей нету. Ишь, чего удумали! Сказали, если объявишься, чтобы мы тотчас же позвонили в ихнее это учреждение. К жуликам, знать, и подходить боятся, а честного человека мытарить, с бандюком его перепугать — это у них запросто! Им бы только сажать людей ни за что ни про что. А что кругом делается — как будто и не замечают. Зла на них не хватает, честное слово! — Она подняла на него беспомощные, уже тронутые старческой дымкой глаза. — Что делать-то станем, Коля? Не ровен час, опять нагрянут. Не знаю даже… Тебе к нам-то можно разве?

Он не ответил, спросил свое:

— Мария Олеговна, скажите, а Марина поверила?

— Марина? Не знаю, Коля, что тебе и сказать. Молчит она. Все время молчит. И когда эти пришли, с Петровки-то, — тоже молчала, как они к ней ни вязались. Только все смотрела на них… нехорошо так смотрела, уж я ее толкнула — думаю, заберут ее еще… за укрывательство… А что, в наше-то время так и бывало!

Они наконец вошли в подъезд, перейдя на полушепот — ощущение, что и здесь небезопасно, что и здесь могут быть чужие уши, видать, передалось обоим. Алексей снова нагнулся к женщине, прошептал:

— Давайте знаете как сделаем? Вы меня пустите в квартиру Антона Григорьевича, я там и отсижусь, пока бандюгу этого не поймают. Они ж к Антону Григорьевичу не пойдут меня искать, как вы думаете?

— Ох и не знаю я, Коля! Там же у него такие ценности… Да ты не обижайся на меня, я просто как бы вслух думаю… А с другой стороны, ты-то свой, мне Маринка рассказала — если б не ты, то и книжек бы тех не было, верно? А, была не была! Давай так и сделаем, Коленька! Ну а найдут тебя мы с Маришей вроде как ни при чем. Только не найдут, я им ключи не дам, пусть и не надеются! А станут угрожать — ихнему главному прокурору позвоню. Сколько надо, столько и буду звонить, пока до него не доберусь.

Он ничего не отвечал ей, слушал все эти смешные ему рассуждения и думал о двух самых главных для него сейчас вещах: о том, что должен продержаться, не попасться до приезда брата Леонида, и о том, как воспримет его появление Марина. Небось клянет себя, что связалась незнамо с кем, с без пяти минут уголовником. Да и то сказать: молодая еще, красивая, журналистка — все при ней, и рядом он — без дома, без места в жизни…

Уже у двери квартиры Никонова сказала:

— Погоди здесь, Коля, я сейчас тебе ключи вынесу.

Он было обиделся на нее немного — боится в дом пускать, но тут же и смягчился, услышав, как она добавила с материнской интонацией:

— Что-то ты, Коленька, бледный какой-то. Проголодался поди, да? Ну ничего, я тебе сейчас супчику принесу. — Она открыла дверь своей квартиры и аж всплеснула руками, чуть не выронив сумку на пол: — Ой, что это я тебе буровлю-то! Ведь Маришка-то дома уже! Вот и поговорите сами между собой!

Алексею показалось, что время остановилось. Возможно, это неприятное ощущение усугублялось гробовой тишиной, царившей в квартире старого коллекционера — окна были наглухо закрыты, за то время, что старик находился в больнице, встали все его часы, включая и напольные. Он вглядывался в тускло поблескивающие в сумеречном полумраке циферблаты, будто говорящие ему: «Жизнь остановилась, раз хозяина нет дома, и войдет в привычную колею только с его возвращением… Да мы и сами не прочь передохнуть…»

Он услышал легкий скрип двери, шорох, резко обернулся и не столько разглядел, сколько ощутил всеми органами чувств — пришла Марина.

Он подошел к ней, но она, странное дело, не сделала даже малейшего движения ему навстречу, и он остановился, чувствуя легкое шевеление воздуха от ее дыхания.

— Не боишься? — спросила она, все так же неподвижно стоя у порога, словно не решаясь покинуть его, переступить некую грань, отделяющую ее от чего-то постыдного и необратимого.

— Значит, ты все-таки поверила этим бредням, — сказал он горько.

— Конечно, — просто ответила Марина, стараясь увидеть его глаза. Он не заметил в ее взгляде ни страха, ни смущения.

— Почему?

— Я же тебе не мама, — усмехнулась Марина. — Это ей ты мог задурить голову насчет того, что ни в чем не виноват…

Повисла тягостная тишина.

— Может, мы с тобой выпьем чего-нибудь? — не очень уверенно предложил Алексей, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. — Наверняка ведь у папаши твоего есть заначка…