Год длиною в жизнь - Елена Арсеньева

Я испугался и растерялся. Надо дать знать в полицию, былапервая мысль. Но полиции уже не было, власть в городе вершила советская военнаякомендатура. Мне очень не хотелось туда идти: блуждали слухи, будто красныехватают мужчин призывного возраста и немедленно отправляют в Россию, служить вармии. Я, конечно, хотел вернуться в Россию, но к службе в армии не испытывалникакой тяги. Мы решили, что наутро тетка Светланы сходит в комендатуру сама,и, если что-то станет известно, она немедля даст мне знать или по телефону, илипошлет соседского мальчишку с запиской ко мне на службу: я заведовалСунгарийской биостанцией.

Вернулся домой и рассказал матери, что Светлана пропала.

Ее глаза сверкнули:

– Пропала? Никуда не денется. Вернется завтра же, помяни моеслово. Ни один мужчина долго не потерпит рядом с собой эту унылую простушку.

Я от изумления потерял дар речи.

– Да-да, – сказала мать, глядя на меня насмешливо. –Наверняка она у какого-нибудь любовника, который охотно забавляется с ней, нослишком хитер, чтобы сделать ей предложение. Ничего, для этого есть мойпростак-сын…

Я знал о болезненной ревности, которую мать всегдаиспытывала ко всем моим подругам. Она ревновала меня даже к моей китайскойняне, добрейшему существу по имени Сяо Лю. Самые счастливые воспоминания моегодетства связаны с ней: ведь было время, когда я просто не существовал для моейматери. Потом она образумилась, и именно тогда ревность к Сяо Лю сталаразъедать ей жизнь. Мать была просто счастлива, когда к Сяо Лю посватался богатыйкитаец и увез ее… в Америку, где у него был ресторан. Какое-то время япринадлежал матери безраздельно, но потом у меня стали появляться женщины, иона снова начала ревновать. Я относился к этому как к болезни, но намеки вадрес Светланы ранили меня. Наверное, я уже чувствовал, что она в беде.

Из последних сил сдержавшись, я ушел в свою комнату, струдом дождался утра. Я не поехал на службу, а вернулся к дому Светланы – менясловно бы гнало что-то!

И вот, еще не дойдя до него, я издали увидел знакомуюфигуру. Светлана! Она еле шла, качаясь из стороны в сторону, шла пьяной,заплетающейся походкой, хватаясь за стены. Она не смотрела по сторонам, слишкомозабоченная тем, чтобы удержать равновесие. Как она поднималась на крыльцо!Кто-нибудь со стороны мог бы посмеяться над ней, я же схватился за сердце,увидев, как моя невеста карабкается по ступенькам, словно подгулявший матрос.

У меня не было сил подойти. Повернулся – и бросился прочь.Пришел на службу сам не свой, ничуть не удивившись тому, что посланный отСветланиной тетки ко мне не явился и звонка телефонного не было. Небосьзастыдилась за племянницу.

Не стану перечислять всех эпитетов, которыми я награждалСветлану. Больнее всего было мне признать, что мать оказалась права: я простожалкий простак, которого так лихо обвели вокруг пальца. Еще немного – и яженился бы на ней, получив в жены распутницу!

Шло время, миновал месяц. От Светланы не было ни слуху нидуху. Это уязвляло меня. Мне хотелось, чтобы она просила прощения, чтобыумоляла. Ничего! Ни звонка, ни письма! И вдруг как-то вечером в мое окнопостучали. Я высунулся. Мальчишка-китаец на ломаном русском языке сообщил, что«русская мадама» ждет меня на углу.

«Не пойду!» – решил я, сразу поняв, кто меня зовет. Но,конечно, пошел.

Это была Светлана! Такая бледная при неверном лунном свете,такая исхудавшая! Сердце мое сжалось, но я не подал виду, что мне больно, что ятоскую по ней, что не могу победить своей любви.

– Ничего не говори, – с трудом промолвила она. – Прошу тебя!Не спрашивай ни о чем. Все равно я ничего не смогу тебе объяснить, да и силмоих на то нет. Знаю, ты решил расстаться со мной – так и должно быть. Я и самахотела тебе предложить… мы больше не можем быть вместе… – Она вдруг сталазадыхаться, но справилась с собой. – Просто поверь тому, что я скажу сейчас.Прими, как совет друга.

– Друга? – сардонически воскликнул я и умолк. Ее наглостьпоразила меня до такой степени, что я даже упреков не мог найти. Она, видители, не в силах объяснить! Она даже прощения не просит!

– Послезавтра в бывшем «Ямато-отеле» на Вокзальном проспектедолжен состояться прием. Его устраивает советский военный комендант дляименитых граждан города. Скажи, ты уже получил приглашение на него?

– Да, – холодно промолвил я. – Приглашение на два лица. Япойду с…

Я, чтобы уязвить ее, хотел солгать, назвать имя одной измоих прежних любовниц, которую бросил ради Светланы, но не успел.

– Не ходи! – перебила она. – Ты не должен туда идти. Умоляю,предупреди тех своих друзей, кого сможешь. Не ходите на прием! Вы должныпокинуть Харбин, уехать тайно. У Чжена, вашего домохозяина, есть какая-то родняв деревне – поезжай туда. Красные пока не трогают никого в деревнях. Им нужнытолько именитые русские, живущие в городе.

– Что ты несешь? – спросил я холодно.

– Поверь, поверь! – Светлана моляще сложила руки на груди. –Ты не знаешь всей бездны коварства этих людей. Ты не знаешь, а я знаю!

– Что нам может грозить на банкете? – пожал я плечами.

– Точно не знаю. – Светлана понурилась. – Но сердце говоритмне, что здесь кроется какая-то западня, ловушка. Ты не должен ходить туда.Умоляю! Ну хочешь, я встану перед тобой на колени? Тогда ты поверишь?

И она в самом деле рухнула передо мной в желтую харбинскуюпыль. Рухнула на колени! В ее глазах стояли слезы. Именно в такой позе я мечталувидеть ее – молящей о прощении. Но она пришла молить меня спасти моюсобственную жизнь… Я ничего не понимал, не верил ее словам, но у меня сердцечуть не выскочило из груди. Я любил ее! И ничего не мог с собой поделать!

Поднял ее, прижал к себе. Она вырвалась из моих объятий.

– Не трогай! Ты не должен касаться меня. – И вдруг зарыдала:– Я ни в чем не виновата! Ни в чем! Я не могу ничего рассказать, но ты долженспасаться!

– Ладно, прощай, – сказал я, – пойди поищи другого дурака,который поверит тебе.

– Постой! – Она уцепилась за меня. У нее были ледяные,трясущиеся руки. – Нет, я все-таки расскажу тебе, где пропадала три дня ипочему не появлялась у тебя, почему говорю, что между нами все кончено.

– Слуга покорный! – усмехнулся я. – Выслушивать о постельныхрадостях, которые ты испытала в объятиях другого? Увольте…

– О радостях? – Голос ее был еле слышен. – Какие радостиможет испытывать девушка, которую насилуют двое, трое, несколько мужчин?