Прорыв под Сталинградом - Генрих Герлах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Унольд здесь, – вполголоса произнес он. – Переведен в подчинение полковника Фукса, руководящего обороной аэродрома. Только парням ничего не говорите! Хорош гусь, не мог пары слов людям сказать.
– А в чем, собственно, наша задача? – спросил Бройер.
– Защищать подступы к аэродрому с запада.
– Хм…
По вытоптанной дорожке рота гуськом продвигалась вперед среди высоких сугробов. Падал снежок. В темноте блеснула кучка выкрашенных в белый цвет машин, а рядом округлые холмики землянок. Шли дальше, спотыкаясь о какие-то доски и обрывки проволоки. Перед входом в блиндаж провожатый остановился. Они были у цели. Из-под земли лились приглушенные звуки патефона. Факельман и Бройер нырнули внутрь. И оказались в прокуренном помещении, навстречу им поднялся капитан в расстегнутом кителе. Его заплывшие коровьи глаза исподлобья смотрели на новоприбывших, во взгляде угадывалось нескрываемое раздражение.
– Так-так, выходит, вы и есть то самое заявленное подкрепление. Сколько людей, говорите? Пятьдесят шесть солдат и три офицера. Что ж, прекрасно, посмотрим, где вас разместить.
Из разговора с неотесанным фельдфебелем выяснилось, что двадцать пять человек можно худо-бедно раскидать по блиндажам.
– Да, еще в боковом овраге, – обратился капитан к Факельману, – метрах в восьмистах отсюда вроде квартируются инженеры. Там наверняка есть свободные блиндажи, оставшиеся после обозников и прочих солдяг. Вчера-то все деру дали как зайцы. Что-нибудь обязательно подвернется.
Капитан крутил головой, словно кого-то искал.
– Один из господ офицеров может устроиться у меня.
Капитан Факельман, чьи неомраченные представления о порядках в действующей армии никак не увязывались с тем, что открывалось его глазам, позволил себе задать несколько робких вопросов об укреплениях и расположении противника. Капитан фамильярно похлопал по плечу офицера, старше его по меньшей мере лет на пятнадцать.
– Да полно вам переживать! Покопаться в земле и завтра утром успеете. Здесь тыловой рубеж, понимаете, на всякий пожарный. Настоящий фронт впереди, и там в полном составе залегла сорок четвертая. А у нашего брата, не считая редких артобстрелов, житье довольно сносное, верно я говорю, Вильгельм?
Он подмигнул фельдфебелю, запустил руки в карманы и благостно потянулся. Капитан Факельман, прихватив своих людей, вызвался поискать другое место. Он попросил Бройера остаться здесь с первым взводом и проследить за его командиром, фельдфебелем Клуке из тыловой службы – занудной канцелярской крысой. Бройер только кивнул, не проявив никакого интереса. День изрядно его измотал. Прорыв пока подождет. Сейчас главное набраться сил, окрепнуть телом и духом. Бройер с трудом снял с себя шинель и рухнул на предложенный табурет. Капитан потянулся к копченой колбасе, отрезал кусок толщиной в четыре пальца и протянул гостю.
– Сперва надобно хорошенько подкрепиться. Небось, голодные, – он подвинул к Бройеру солдатский хлеб, нож и никелевую рюмку на длинной ножке, потом разлил из наполовину опорожненной бутылки желтоватую жидкость. Фельдфебель тем временем завел патефон в синем сафьяновом чемоданчике и поставил новую пластинку. Под джазовые ритмы пронзительный и визгливый женский голосок затянул дешевый шлягер двадцатых годов, бог знает какими путями сюда попавший.
Милашка Долли выбилась в люди,
Она живет теперь в Голливуде…
Бройер жадно впился зубами в твердокаменную колбасу.
– Откуда такое благословение? – спросил он.
Капитан самодовольно засмеялся.
– Мой дорогой, в здешних краях такие штуки сыплются с неба. Когда самолет не может приземлиться, груз просто сбрасывают. Вот и сегодня утром – чуть ли не на голову свалился целый ящик добра. Двадцать шесть колбас подобрали!
– А сдавать их не полагается?
– Кому сдавать?! – капитан прищурился. – Дуралеям, что у нас за спиной? Так они все сожрут! Со вчерашнего утра, с тех пор как тут стоим, они не прислали ни крохи. Сдавать – еще чего не хватало! Пусть только кто-нибудь сюда сунется!
Он поднял никелевую рюмку и чокнулся с Бройером. Жидкость оказалась сладким апельсиновым ликером.
– Это тоже падает с неба? – спросил Бройер.
– Не-ет! У нас и свои каналы имеются… Если нужна шелковая рубашка, пижама, пара сапог или фуражка новая? Все можем достать!
Капитан вальяжно вытянул обутые в сапоги ноги, ударил себя кулаком в грудь и засмеялся, обращаясь к фельдфебелю:
– Вильгельм, помнишь вчерашнее? Ну и потеха! Мопсы драпали, аж пятки сверкали! Бросились врассыпную, как дикие обезьяны, когда прознали, что здесь пройдет передний край обороны… Вон на улице их наследство, мы заглянули в машины и ахнули. У всех наших просто челюсть отвисла – чего только не натаскали! Разбитый рояль тоже оттуда… Затея, правда, небезопасная. Кабины грузовиков видны из-за холма, и время от времени иваны дают жару. Вот и штурмана сегодня аккурат за нашей спиной уложили, только и успел, что раскопать бутылку красного.
Кивком головы он указал на широкие двухъярусные нары, на которых под шубами и шинелями храпели люди. Один лежал пластом на спине, лицо повернуто к потолку. Он не храпел, а хрипел и беспомощно водил руками по груди.
– Тяжелое ранение? – спросил Бройер.
– Осколок в боку засел. Врача здесь нет. Санитар сказал: до завтрашнего утра еще протянет. А потом каюк от внутреннего кровоизлияния. Вот такие, брат, дела… Сигару не желаете?
Он протянул обер-лейтенанту маленький ящичек с первоклассными сигарами, обвязанными роскошной ленточкой. Из патефона уже по третьему кругу дребезжало:
Милашка Долли выбилась в люди,
Она живет теперь в Голливуде…
А я по-прежнему в глуши
Как ни крути!
Положение армии, попавшей в кольцо, стало безнадежным. И для людей, еще сохранявших способность здраво мыслить, это не было секретом. Из старших офицеров в эти тревожные дни кто только не пытался пробиться к командованию фронта – в надежде, что его авторитет подействует. Одним из них был полковник Книфке. В середине января он прилетел в Сталинградский котел со смешанными чувствами.
“Обеспечить техническую поддержку и создать необходимые условия для прорыва армии или освобождения извне” – какая вдохновляющая задача! Однако в Верховном командовании сухопутных войск люди больше не тешили себя иллюзиями и полагали, что всякая помощь для Сталинграда – как внутренняя, так и внешняя – бесполезна. Совершенно очевидно, назначение Книфке было равносильно бесплатному билету в морг.
До сих пор полковник видел войну глазами высокопоставленного штабиста. Он казался себе этаким петухом в обществе девушек-связисток, сидящих за коммутаторами между Бискайским заливом и Доном. Отблеском этой деятельности стали сияющие на его груди контуры гитлеровского Немецкого креста – помпезного ордена, который одни называли “яичницей”, другие “партийным значком для близоруких”. С учетом упомянутых обстоятельств готовность полковника героически умереть за Гитлера не развилась дальше зародышевой стадии. Но кто бы стал его за это осуждать! Так или иначе