Свободный полет одинокой блондинки - Эдуард Тополь

Алена дождалась своей очереди к зарешеченному окошку КПП, сказала дежурному сержанту:

— Мне Бочкарева Петра Ивановича.

Сержант провел пальцем по короткому списку и поднял глаза на Алену:

— У вас свидание назначено?

— Нет. Но мне его найти надо.

— Найти? А что случилось?

— Ничего не случилось. Я его дочка. Мы его потеряли, понимаешь? Будь человеком, помоги найти.

— Не понял, — сказал сержант. — Он у нас тут сидит?

Алена подала ему открытку отца.

— Что это? — спросил сержант.

— Почитай…

Сержант прочел открытку, посмотрел на штемпель и присвистнул от удивления.

— Дак это ж когда было! Когда тут политзеки сидели. Их давно выпустили, ты чего?!

— Но к нам он не вернулся, понимаешь? Мне нужно знать: он отсюда живой вышел или?..

Сержант смотрел на нее в изумлении, Алена попросила:

— Пожалуйста! Это мой отец. Я его никогда не видела…

Сержант снял трубку со старого телефонного аппарата, потом положил ее на место, встал и ушел из будки в зону, во двор, к низкорослому майору, который командовал построением зеков. Через открытую дверь КПП Алена видела, как сержант козырнул этому майору и стал что-то говорить, показывая то на КПП, то на Аленину открытку. Майор взял открытку, прочел, посмотрел в сторону Алены и, отдав какое-то распоряжение лейтенанту, через тамбур КПП вышел к Алене.

— Здравствуйте. Вы дочь Бочкарева?

— Да.

— Я майор Буров, начальник по режиму. Ваш отец вышел отсюда живой. В восемьдесят седьмом. Я не знаю, что с ним потом сталось, у нас нет таких данных. Но я его помню и могу вам сказать: это исключительный человек! Давайте пройдемся… — И он повел Алену вдоль лагерного забора, говоря: — Понимаете, вы новое поколение, вам трудно понять то время. Раньше тут был лагерь для диссидентов. Точнее, здесь их ломали — сажали к уголовникам, чтобы те их били, опускали. Вы понимаете?

Алена кивнула.

— Нет, — сказал майор. — Вы не понимаете. Но это и к лучшему. Вашего отца не сломали и не опустили. Больше того: он тут пользовался большим уважением. Вы хоть знаете, за что он сидел?

— Нет…

— За самиздат, за инструкцию «Как вести себя в КГБ». То есть это был настоящий правозащитник, серьезный, он объяснял людям, как не ломаться на допросах, не врать и не сдавать своих. И за это ему, конечно, дали по полной, на всю катушку. И выпустили последним, он отсидел от звонка до звонка. Потому что он и здесь стал за зеков права качать, письма писал за них в Верховный суд, в ЮНЕСКО, в ООН. Я тогда только начинал тут служить, но хорошо его помню. Стоящий был мужик, настоящий.

— А как же мне найти его?

— То есть он после этой открытки вам больше не писал?

— Нет.

— Даже после выхода отсюда?

— Да.

Майор крутанул головой:

— Кремень мужик… Знаете, что я вам скажу? Попробуйте поискать его через Елену Боннэр.

— А кто это?

— А вот это стыдно, девушка! Это вы должны знать. Боннэр — вдова академика Сахарова. «Мемориал», диссидентское общество. Уж они-то должны его знать…

«Мемориал», общество победителей коммунистического строя, оказался на удивление бедной и тесной конторой, заваленной стопками пожелтевших брошюр, книгами Солженицына и Буковского, старыми транспарантами «Долой КПСС!» и пишущими машинками образца 70-х годов…

Зато первый же сотрудник, к которому еще в коридоре обратилась Алена, пылко воскликнул:

— Вы дочка Бочкарева?

— Да…

— Товарищи! — вдруг крикнул он на весь коридор. — Смотрите, кто к нам пришел! Дочка Бочкарева! Нет, вы посмотрите, какая красавица!

Из дверей всех комнат стали выглядывать пожилые мужчины и женщины. Они окружили Алену, заговорили наперебой:

— Ваш отец герой!

— Он стольким помог!

— Он меня спас!

— Его же пытали в ГБ! Он никого не выдал…

— Боже мой, я и не знала, что у него есть дети!

— Девушка, как вас звать?

— Конечно, мы знаем его адрес! Он же в Москве.

— Сколько лет вы его не видели? Пятнадцать?! Боже мой!..

— Но вы должны ему помочь…

— Его адрес: Косов переулок, 16, квартира 53.

— Но имейте в виду: он не простой человек…

И вот она поднимается по выщербленным ступеням допотопной лестницы, вдоль грязной стены, украшенной наскальной живописью акселератов… Третий этаж… Четвертый… С каждым шагом ее решимость убавляется, ведь она шла к этой лестнице долгих пятнадцать лет…

Пятый этаж, лестничная площадка, три разнокалиберные двери.

На двери с номером 53 и обивкой из драного дерматина — пять кнопок, под каждой таблички с фамилиями, и на одной из табличек значится:

БОЧКАРЕВ П.И.

Алена остановилась перед этой табличкой, перевела дыхание и услышала, как колотится ее сердце. Затем, вздохнув, как перед прыжком в воду, решительно нажала кнопку.

За дверью послышались шаги и осторожный мужской голос:

— Кто там?

— К Бочкареву, — сказала Алена враз осипшим голосом.

— Минуту! Я не одет, минуту!

Шаги за дверью удалились, потом — издали — тот же голос крикнул:

— Входите, открыто!

Алена удивленно толкнула дверь — действительно, было не заперто. За дверью оказался длинный коридор, забитый барахлом пяти семей — тумбочки с обувью, подвешенные под потолком велосипеды, лыжи, корыта и старые чемоданы. Дальше шел дверной проем на общую кухню с пятью газовыми плитами и разномастные двери в комнаты к разным семьям. Из этих дверей выглянули чьи-то лица и тут же исчезли, а по коридору уже спешил небритый мужчина лет пятидесяти пяти в домашних шароварах, пиджаке, надетом на несвежую тельняшку, и в сандалиях.

— Здравствуйте, — сказал он радушно. — Слушаю вас.

Алена смотрела на отца.

— Что же вы молчите? — сказал он. — Чем я могу?..

— Я Алена.

Он протянул ей руку:

— Очень приятно. Бочкарев Петр Иванович.

Алена, глядя ему в глаза, протянула свою:

— Бочкарева Алена… Петровна.

Он автоматически начал:

— Очень… — И тут же пресекся. — Что?! Как вы сказали?

Но Алена молчала, смотрела ему в глаза.

— Вы?.. — Он показал пальцем на нее и на себя. — Ты… ты моя…