Казнь СССР - преступление против человечества - Юрий Мухин

– Слушай, я сейчас сделаю так. Моя однокомнатная находится в старом доме и хуже твоей однокомнатной в этом. Я сейчас же отдаю ключи от твоей квартиры тому, кто должен въехать в мою однокомнатную, – он въедет с удовольствием, ведь завод ему выделил однокомнатную квартиру. А в понедельник я займусь тобой, и тебе не останется ничего другого, как въезжать в мою старую квартиру. Выбирай!

Они, правда, еще не сильно выпили, поэтому мы сходили с ним в жко, тогдашний его начальник Петр Петрович Конрад надавал чертей своей конторе, нам выправили ордера, и ко второму моему рейсу с саночками моя квартира была уже пуста. С квартирами нужно было держать ухо востро! Так что, когда я получал уже 3-комнатную, то все мои друзья были у меня с машиной с самого утра. Я, правда, оступился в кузове, неудачно спрыгнул и, сейчас уже не помню, то ли порвал, то ли растянул связки на ноге. Пока отковылял в больницу, пока мне там наложили гипс, пока добрался домой, там уже вовсю праздновалось новоселье. Но вернемся к теме.

Итак, я, маленький начальник и патриот ЦЗЛ, заволновался, что Витю Лалетина, прекрасного сварщика, у нас сманят. Но тут, как я об этом начал, у нас в ЦЗЛ неожиданно освободилась двухкомнатная квартира. Я пошел к начальнику ЦЗЛ Николаю Павловичу Меликаеву и предложил ему план: по-тихому, чтобы не возбуждать недовольство в цехе, договориться с членами цехкома и с заводом и дать эту квартиру Лалетину. По виду и по мнению работников экспериментального он парень с совестью, поэтому, получив такой аванс, вряд ли сможет от нас уйти в ближайшие несколько лет, даже если ему будут обещать золотые горы. Меликаев был, само собой, в курсе дела и за эту идею ухватился. Он решил все вопросы в администрации завода, а я в завкоме и в цехе – уговорил членов цехкома по-тихому подписать решение цехкома. Дело в том, что я вывешивал обновленные списки сотрудников после сдачи каждого дома, Лалетина в вывешенных списках еще не было, а потом он уже стоял на 3-комнатную, как бы сразу имея двухкомнатную.

Когда все вопросы решили, Меликаев вызвал Виктора и сказал ему подобающие случаю слова, что по сведениям, полученным из надежных источников, он хороший парень и отличный специалист, что администрация цеха хотела бы сделать его кадровым, а посему нашла возможность предоставить ему вне очереди двухкомнатную квартиру. Я сказал, что с очереди его снимать не буду, так что он отныне стоит в очереди на трехкомнатную, и попросил Меликаева освободить Виктора от работы, чтобы он смог сбегать и собрать необходимые справки. Виктор был парень искренний, и было видно без слов, как он рад. Конечно, мы сделали подарок за счет остальных сотрудников цеха (в том числе и за счет меня, но я был холост и о подобных пустяках не думал), однако мы хотели сделать работу цеха устойчивой, а это было на благо всего коллектива.

Так что совесть нас не мучила, тем более, что Виктор действительно стал кадровым работником цеха. В начале 80-х экспериментальный был остановлен, рабочие были распределены по остальным цехам завода, потом экспериментальный вновь ввели в работу, но вернулись в ЦЗЛ не все – ряд плавильщиков и ремонтников остались работать в основных цехах. Но Лалетин вернулся.

Пионеры: обычаи и понятия

Надо сказать, что я впервые попал не только в среду казахов (которая, честно говоря, из-за их незначительной численности не ощущалась), но и в среду собственно русских – великороссов. И русские сразу же поразили меня своим хамством. Дело в том, что на Украине принято к незнакомым или к малознакомым людям обращаться на «вы», а тут все тыкают. Скажем, в автобусе какой-нибудь парень даже явно младше меня: «Ты выходишь?» Сначала я на это остро реагировал, поскольку считал, что меня хотят оскорбить. Однако несколько позже до меня дошло, что все наоборот, что это тыкание просто форма доверия к тебе – признание в тебе своего, а не чужого человека. (При ругани, конечно, тоже тыкают, но там уже контекст указывает на оскорбление.) Соответственно, и я стал тыкать всем, к кому испытывал доверие, и в результате почувствовал себя значительно комфортнее. Исключение составляли люди уж явно старше меня, да и то – малознакомые, а если я и их хорошо знаю, то тоже на «ты», но с обращением по имени-отчеству или просто по отчеству. Интересно, что я так и не смог избавиться от своего хохлацкого акцента, а теперь не могу избавиться от «тыкания». Сейчас меня в этом вопросе – все же я старше многих, к кому обращаюсь на «ты», как-то оправдывает возраст, а раньше на Украине это вызывало неприятную реакцию тамошних жителей. Ну и естественно на «вы» обращаешься к лицам официальным или в случае, если сам не желаешь покидать свой официальный статус и переходить на товарищеские отношения. Иными словами, я понял, что это кацапское тыкание не признак хамского бескультурья, а, наоборот, признак культуры определенного типа общества, и это очень хорошее общество.

Что значит оставить родину и переселиться в новое место? Это прежде всего страшно, поверьте мне. На старой родине у тебя родственники, друзья, знакомые, и ими ты защищен, а на новом месте ты беззащитен – ты одиночка. И на переезд надо решиться. И вот, вспоминая Ермак, я уверен: особый микроклимат того общества обязан был тому, что подавляющая масса моих ермаковских земляков была по духу пионерами, первопроходцами – людьми, подавившими в себе страх неизвестного и нашедшими в себе мужество переселиться.

А что такое страх? Это основа любого рабства, и чем по меньшим поводам страх, тем больше ты раб. Сегодня по опыту своей последней профессии главного редактора газеты, перебирая тысячи различных жизненных случаев, я просто поражаюсь, на какие подлости способны были люди в угоду начальству, единственно ради страха потерять работу. И главное где?! В СССР! В стране, в которой работы было навалом! Чего бояться? В Ермаке я впервые услышал поговорку: «Шея есть – хомут найдется!» – и это был девиз очень многих. В те годы у нас в Ермаке не так уж много людей стали бы терпеть самодурство начальника из-за страха потерять работу. «Не знаю, найдешь ли ты себе такого работника, как я, а я и любую работу освою, и на любом месте приживусь, и начальника себе найду получше тебя!» – так мысленно могли ответить на хамство начальства почти все, и (потом я об этом расскажу) многие отвечали так и вслух.

Причем даже и начальство могло быть ни при чем. Был у меня сосед по площадке Саша Корнилов. Плавильщик, бригадир, очень большая зарплата. Вдруг заочно оканчивает какой-то техникум и становится ихтиологом. Плюет на зарплату, уходит на ГРЭС, там создает прудовое хозяйство, разводит карпов и форель. Ему это по душе, ему это нравится, ну чего ради он из-за каких-то паршивых денег будет портить себе жизнь металлургией – занятием, которое не вызывает у него особого интереса? Он же свободный человек, а не раб.

Но свободные люди – это не значит одинокие, и в Ермаке люди тянулись друг к другу, но это была тяга свободных людей, а она требовала особых понятий и обычаев, резко отличных от понятий и обычаев людей запада СССР.

Главным у тогдашних ермаковцев было то, что каждый человек в глазах других людей был значимым сам по себе, а не своими какими-то возможностями. Попробую пояснить это такими примерами.

У нас было множество друзей, приятелей или просто хороших знакомых, или просто знакомых во всех слоях и сферах жизни города. А ведь по тем или иным позициям бывал дефицит, и можно было бы попросить достать то или иное барахло у своих приятелей из торговли. Просили, но только в крайних случаях, просто просить не то, что стеснялись, а боялись, – а вдруг эти наши друзья подумают, что мы дружим с ними не потому, что они хорошие люди, что они нам по душе, а из-за их возможностей? Для нас, ермаковцев, не видеть в нас человека, было очень большим оскорблением. Если говорить в общем, то никакого намека на корыстность в наших отношениях не могло быть. Помогали друг другу не потому, что взамен можно что-то получить, а только и исключительно потому, что среди друзей и даже земляков принято друг другу помогать. Вот, к примеру, очень удививший меня, человека еще с «западным» менталитетом, случай.