Милли Брэди меняет профессию - Джил Мансел

Дыхание Милли становилось более поверхностным и частым, по мере того как пальцы Хью, нежно прикасаясь к ее чувствительной коже, начали пробираться туда, куда не следовало.

О, он делал это так соблазнительно, что она не была уверена, что у нее хватит духу его остановить.

— Пожалуйста, не надо, — хрипло проговорила Милли.

— Но я хочу. Я должен, — прошептал в ответ Хью, его теплое дыхание коснулось ее уха. — Ты слишком долго скрывала. Мое терпение лопнуло.

— Нет. Нельзя. — Собрав всю свою волю, Милли хлопнула ладонью по его пальцам и оторвала их от своей ноги. Она глубоко вздохнула. — Нет, нет, нет.

Хью улыбнулся.

— Так нечестно.

— Уверяю тебя, — сказала она с чувством, — ничего интересного.

Говоря это, она крепко зажала татуировку рукой. К ее облегчению, Хью не настаивал.

— Ладно, твое дело. Но мне любопытно еще кое-что узнать. Почему ты не рассказала Орле о нас?

Да, вздыхать с облегчением, было рано.

— Потому что это было один раз. И ничего не значило, — врала Милли (конечно, все было совсем наоборот). — Это... несущественно, — продолжала она. — И потом я знала, что ты бы не хотел, чтобы о тебе упоминали, даже под вымышленным именем. И вообще. Орла позволила кое-что оставлять при себе. — Особенно то, из-за чего я выгляжу абсолютно бесхарактерной растяпой. — Я считала, что это ее просто не касается. Хью поднял бровь.

— Я думал, она тебе заплатила за то, чтобы ты ей рассказывала все.

— Слушай, ничего страшного, ведь Орла не узнает об этом. — Милли заерзала на песке — ей было неудобно сидеть, попа затекла совершенно. — Ты же ей не скажешь, верно? Я тоже. Значит, Орла никогда об этом не узнает.

— Ты уверена, что это не обман?

— Конечно уверена! — А что он собирался предложить? Чтобы она вернула Орле пять тысяч фунтов? — У нее масса вещей, о которых она может писать. — Милли начала раздражаться и потеплее закуталась в кардиган из ангоры цвета зеленого крыжовника. — Ты так ведешь себя, как будто все произошедшее между нами в ту ночь имело какое-то значение. Но ведь это не так. Черт возьми, по сравнению со всем остальным, что случилось в последнее время, это ничего не значит! Это ничего не значило. Это была просто... мимолетная прихоть.

Тишина. Интересно, думала Милли, не слишком ли далеко она зашла? В конце концов, после такого заявления мужчина мог и обидеться.

Казалось, Хью целый час изучал выражение ее лица, наконец он медленно склонил голову на бок.

— Мимолетная прихоть. Да, конечно. Ты абсолютно права.

Такси остановилось около дома Милли. Хью предстояло еще ехать до Падстова, поэтому он сказал:

— Я пересяду вперед.

Это был лишь предлог, чтобы вылезти из машины и сказать Милли «спокойной ночи». События этого вечера потрясли его больше, чем он сам себе признавался, и он делал отчаяные усилия, стараясь держать чувства под контролем.

Сначала он увидел Милли в клубе с Джедом. Решил, что тот — ее новый парень, и ему это совсем не понравилось. Затем он танцевал с Милли и задавался вопросом, так же ли глубоко это действует на нее, как и на него.

Хью действительно не находил ответа на этот вопрос, пока она не произнесла этих слов: «мимолетная прихоть». Тогда он точно понял, что не был для нее прихотью.

Чувство вины смешивалось с чувством облегчения. Это был непростой ответ. Он не хотел испытывать к кому-нибудь такие чувства, но ничего не мог с этим поделать.

Водитель закурил, а они все стояли рядом на мостовой и смотрели друг другу в глаза.

— Боже, уже поздно, — дрожа, сказала Милли. — Два часа ночи.

Ему ужасно хотелось поцеловать ее, но он знал, что этого делать нельзя. Это было несправедливо по отношению к Милли. Он знал, чего ему еще хотелось, но это было бы тоже несправедливо.

Вместо этого, улыбнувшись, он произнес:

— Спасибо, что спасла меня сегодня вечером.

— Пожалуйста.

Она дрожала то ли от холода, то ли от волнения. Хью не мог определить. Уходить не хотелось.

Но надо.

— Я даже получил удовольствие от вечера, хотя совсем этого не ожидал.

— Я тоже. — Милли состроила физиономию. — Если не считать момента, когда мы натолкнулись на маму.

— И момента, когда ты назвала меня прихотью.

Боже, что я делаю? Зачем я это говорю? Я хочу услышать от нее, что это неправда?

— Я люблю это слово, — сообщила Милли. — Вообще-то, это одно из моих самых любимых слов. — Она медленно повторила: — Прихоть.

Хью кивнул.

— А мне нравится «выхухоль».

— А мне «тетраэдр».

— Оберег.

— Лапсанг. — Она как будто пробовала звуки на вкус.

— Йодлер.

— Фанданго. Хотя, — призналась Милли, — я не знаю, что это значит.

Она улыбалась и все еще дрожала, немного запинаясь на некоторых словах. Хью тоже дрожал; вот опять, снова это происходило, то, что уже было на пляже. Опять что-то неуловимое, сокровенное; между ними пробегали искры. Так на него действовала Милли. Он этого не хотел, но это происходило. От этого было невозможно укрыться.

Ему очень нравилось слово «тестостерон», но вряд ли стоило это произносить вслух.

Он не должен поддаваться, не должен. Если его снова захлестнет чувство вины, как это было в прошлый раз, это будет конец. Он возненавидит себя, а Милли, конечно, уже никогда его не простит.

Это не должно повториться.

Хью слегка наклонил голову, чтобы ему не бил в глаза свет фар приближающейся машины. Милли неверно расценила его движение, решив, очевидно, что он собирается ее поцеловать, и подставила ему щеку. Благопристойное прикосновение губами к щеке было очень мало похоже на то, чего ему хотелось на самом деле, но он знал, что не может рисковать, поэтому поступил пусть и неуклюже, но по-джентльменски. Легкое прикосновение в двух дюймах от уголка ее рта.

Испытывая взаимное притяжение, они молча смотрели друг на друга, тем временем мимо них проехала машина.

Милли прочистила горло и стала рыться в сумочке, ища ключи от входной двери.

— «Доппельгенгер» — красивое слово.

— Это немецкое слово. Так нечестно. — Малюсенькая мошка вилась перед ее лицом, и он нежно прогнал ее рукой. — Нельзя использовать иностранные слова. Иначе все закончится тем, что ты будешь перечислять виды макарон. «Паппарделла». «Кончилья». «Вермишель». Видишь? — Он пожал плечами. — У этих итальянцев все самые лучшие слова. Кто может соревноваться с ними?

— «Вермишель» — это по-французски; значит «червячки».

Таксист уже выкурил сигарету и начал крутить настройку своего радиоприемника; он обнаружил какого-то печального местного диджея, с особым пристрастием к музыке кантри и вестернам. Сладкий голос начал выводить «Бу-у-удь рядом со своим му-у-ужчиной», и они оба подпрыгнули от этих звуков.