Пик Дьявола - Деон Мейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ломбарди достал из конверта карту и развернул ее на столе.
— Это Колумбия, а этот район, на побережье Карибского моря, и есть Гуахира. Как видите, плодородных почв здесь мало, зато район очень выгодно расположен с точки зрения географии. Только взгляните, какая протяженная береговая линия! Если хотите ввезти марихуану в США, можно либо отправить партию морем, на лодках, либо фрахтуете грузовой самолет. Мигель был знаком со всеми фермерами, которые выращивали травку в горах, и знал побережье как свои пять пальцев. Поэтому он стал маримберо — торговцем марихуаной. Колумбийцы называют травку маримба. В общем, в семидесятых годах он стал наркобароном. Но позже, в конце семидесятых и в восьмидесятых годах, на первый план в международной торговле наркотиками выдвинулся кокаин. И власть, деньги и внимание правоохранительных органов переместились в Центральную Колумбию. К людям вроде Пабло Эскобары и медельинскому картелю. Карлосу Ледеру, братьям Очоа, Хосе Родригесу-Гача…
Мигелю не нравился кокаин, да и каналов сбыта у него не было, поэтому он остался верен маримбе, на которой нажил целое состояние. Правда, он так и не достиг головокружительных высот богатства и власти, какие были у Эскобары или Ледера. Однако, как выяснилось впоследствии, он и тут не прогадал. Когда мы начали охоту на крупные картели, Мигель тихо продолжал заниматься своим делом. А в девяностых, после того как все большие шишки были убраны со сцены, его семья выдвинулась на первый план.
Из коричневого конверта появилась еще одна фотография.
— Это старший сын Мигеля Сангренегры, Хавьер. Он приземистый коротышка — пошел в мать. Мы считаем, что он унаследовал и старушкины мозги, и ее честолюбие. Именно он убеждал отца расширить сферу деятельности семьи и переключиться на кокаин. Мигель сопротивлялся, и Хавьер отодвинул старика в сторону. Не сразу, но медленно и постепенно убрал его в отставку, сохранив внешнее уважение… Теперь переходим к Карлосу.
Еще одна фотография, на сей раз младшего брата. Фото зернистое, черно-белое. Карлос, который на снимке был несколько моложе, выходил из «лендровера» на солнечной улице какого-то южноамериканского городка.
Гриссел посмотрел на часы. Ему ведь еще вещи собирать. Интересно, к чему клонит американец?
— Карлос младший в семье. Он значительно уступал братьям в уме; считался этаким плейбоем и испытывал нездоровое пристрастие к малолеткам. Когда он ухитрился обрюхатить четырнадцатилетнюю девочку из соседнего городка Барранкуилья, Хавьер переправил его в Кейптаун подальше от греха. Ему нужен был здесь человек, которому он мог бы доверять. Который вел бы его дела. Потому что к 2001 году гуахирский картель, как их теперь называют, стал поистине международным. И торгуют они всеми видами наркотиков.
Карлос справлялся неплохо. Не попадал в неприятности. К тому же его окружали люди, преданные Хавьеру, — те самые четыре парня, которых мы держим под стражей. Но потом влип в историю с дочерью проститутки. А сейчас, как вам известно, Карлос мертв.
На сцене появляется Цезарь Сангренегра по кличке Смерть. Если Хавьер — мозговой центр картеля, то Цезарь — сила. Он убийца. Если верить слухам, за последние десять лет он убил более трехсот человек. Причем он не был заказчиком — он лично резал своих недругов.
Из конверта на свет появились последние снимки. Ломбарди разложил их на столе. Мужчины с отрезанными гениталиями, засунутыми в рот. Трупы женщин с отрезанными грудями.
— А это, так сказать, его автограф, «галстук Смерти»: видите, как торчит язык из перерезанного горла? Смерть — настоящий отморозок. Он здоровый, сильный и очень, очень накачанный. Абсолютно безжалостный. Некоторые считают, что он социопат. Его имя произносится в Гуахире только шепотом, и, услышав его, люди дрожат.
— Что же он делает в Кейптауне? — спросил Матт Яуберт.
— Именно поэтому мы к вам и пришли, — сказал Бык Бёкес.
— Видите ли, — сказал Ломбарди, — в Гуахире все очень просто. Если кто-то что-то у кого-то украл — деньги, имущество, что угодно, — про такого человека говорят, что он ходит с кулебрас на спине. «Кулебрас» значит «змеи». Такой человек ходит со змеей на спине, ядовитой тварью, которая может укусить в любое время, и потому вор вынужден все время оглядываться через плечо в страхе. Жители Гуахиры, безусловно, верят в справедливость. В воздаяние. В месть.
— И что? — спросил Гриссел.
— Инспектор Гриссел, вы еще не поняли? Я уже полчаса пытаюсь растолковать вам, что вину за смерть Карлоса возложат на вас. На вас, на мстителя с копьем и на проститутку. Именно вы сейчас ходите со змеями на спине!
Инспектор уголовной полиции со змеей на спине опаздывал. Он слишком поспешно уложил чемодан, а на кухне прихватил из шкафчика бутылку бренди и уложил в чемодан и ее.
Вырвал листок из блокнота и нацарапал благодарственную записку Чармейн Уотсон-Смит. Хотел было написать шуточный стишок, но единственный, который он помнил, начинался со слов: «Жил-был один хлыщ в Австралии…» Остальное он не помнил, но это все равно, ведь слова не подходят.
Он поставил чистую тарелку к ее двери и поспешил к выходу из подъезда. У самых дверей он вдруг понял, каким образом исчезают газеты Чармейн. Он затормозил, развернулся, подбежал к ее двери и постучал. Тарелку он поднял с пола.
Старушка открыла не сразу.
— Ах, инспектор…
— Извините, мадам, я очень спешу — опаздываю на самолет. Только хотел вас поблагодарить. И еще — я знаю, что происходит с вашей газетой.
— Правда? — оживилась Чармейн.
— Кто-то крадет ее, выходя из дому утром. И уносит с собой.
— Господи боже…
— Мне надо бежать. Когда вернусь, займусь вашим делом вплотную.
— Спасибо, инспектор!
— Нет, мадам, это вам спасибо. Ваше… ваша… — На секунду он задумался, припоминая нужное английское слово. Ему хотелось сказать «мясо овцы», но он знал, что так неправильно. — Ягнятина… была чудесной.
Он затрусил к выходу, напоминая себе: ему лучше поторопиться, потому что сейчас он в самом деле опаздывал.
Выпив второй стаканчик бренди с кока-колой — о, божественная теплая волна! — он откинулся на спинку самолетного кресла и глубоко вздохнул от удовольствия. Он жалкий неудачник, пьяница, но в том-то и дело — он был рожден для того, чтобы пить, создан для пьянства. Именно пьянство выходило у него лучше всего, только пьяным он ощущал себя цельным, правильным и в гармонии с миром. Тут ему вспомнился стишок:
Жил-был один хлыщ в Австралии,
Раскрасил он зад в цвета флага Италии.
Цвета были яркими,
Вид — замечательный,
Но вот запах — сплошные фекалии.
Он ухмыльнулся. Интересно, много ли еще стишков он сумеет вспомнить? Ведь теперь у него снова заработали мозги. Бывало, в молодости он цитировал их пачками. «Жил-был юнец из Бразилии, засунул он в ж… лилию…» Может, стоит сочинить стишок про себя. «Жил-был полицейский пьяница…»