Смертники Восточного фронта. За неправое дело - Расс Шнайдер

Но в этом стоическом отупении они выстояли, выстояли, полагая, что уже мертвы, потому что слишком устали, чтобы различить границу между жизнью и смертью. Тем более что вокруг них, куда ни глянь, лежали мертвые — убитые кто пулей, кто осколком снаряда, а иногда и просто задохнувшиеся в ядовитом дыму. Тем не менее спустя какое-то время разница между ними и их живыми товарищами стиралась, становилась почти незаметной. Так, например, не раз случалось, что живой ловил себя на том, что хочет перекинуться парой слов со своим сидящим рядом мертвым товарищем. Это происходило либо потому, что он сам был слегка не в себе, либо потому, что ему уже было все равно, что о нем подумают: «Эй, ты, я к тебе обращаюсь, черт тебя побери!»

Однако, когда пришли огнеметные танки, последние душевные силы покинули их; в какой-то момент Хазенклевер испугался, что вот-вот разразится всеобщая паника. Солдаты напоминали ему растения, что из последних сил цепляются за жизнь, цепляются упрямо, несмотря ни на что. Однако стоило появиться танкам, как они один за другим начали вянуть, причем не от огня, не от нестерпимого жара, а как будто от какой-то заразы, отравляющей ту самую почву, из которой они произрастали.

В течение нескольких минут они еще реагировали, вели огонь из винтовок и автоматов, движимые неподдельной ненавистью к врагу. В конце концов, лучше стрелять по неприятелю, чем часами маяться бездельем в душном подвале, спасаясь от артобстрела. Из обломков трех противотанковых орудий удалось соорудить одно. Это было последнее тяжелое орудие во всем «Гамбурге», из которого еще можно было стрелять. Один огнедышащий танк вскоре удалось подбить. Обездвиженный стальной монстр застыл на месте всего в нескольких метрах от своего собрата, подбитого неделю назад. Увы, вскоре ему на смену пришли новые.

В амбразуры уже влетали языки пламени, как будто танки собственным огненным дыханием прикрывали свое приближение. Огонь и вонючее масло существенно затрудняли обзор их экипажам. Впрочем, они и так прекрасно знали, где расположен «Гамбург». Каждая такая стена огня сгорала быстро, оставляя после себя то там, то здесь отдельные языки пламени, потому что гореть было практически нечему — вокруг лишь битый кирпич и мертвые тела. Загорались они быстро, а вот горели плохо. Так что каждая такая огненная стена в считаные секунды исчезала, и танк на несколько метров продвигался вперед, лишенный огненного прикрытия, и лишь затем вновь выбрасывал облако огня. Первый солдат, который не выдержал и закричал, был не менее стойким, нежели все остальные. Хазенклевер его хорошо знал. Он сам уже с трудом тащил на своих плечах бремя командования, однако его чуткий командирский нос успел уловить угрозу массовой паники. Времени раздавать пощечины у него не было. Остались лишь считаные минуты на то, чтобы выбраться наружу.

Необходимость отдавать приказы давила на него не меньше, чем страх смерти. Момент был критический, и на сей раз фон Засс говорил с ним со всей прямотой как с командиром роты. Он был вынужден это сделать.

— Все, мы уходим! Возьмите с собой оружие. Хотя бы это вам понятно? Ни в коем случае не бросайте оружие. Направляйтесь к следующему зданию и оставайтесь там. Взводным ждать меня там же. Да, повторяю, мы уходим, оставляем наши позиции. Да, вы правильно меня поняли!

Несколько человек тотчас со всех ног бросились к задней двери. Другие же из-за шума толком не расслышали, что он им сказал, или же решили, что он сошел с ума. Впрочем, всего на пару секунд. Потому что Шрадер и другие унтер-офицеры передали его приказ своим взводам. Повторять им не пришлось. Пожалуй, трудность заключалась в другом: как сдержать самых прытких, чтобы те позаботились о раненых и под огнем врага вынесли их из подвала. Впрочем, сделать это оказалось не так уж сложно. Даже охваченные ужасом, солдаты помнили о своих раненых товарищах.

Большинство сумело живыми добраться до соседних зданий. Вражеские пушки умолкли, предоставляя танкам возможность довершить начатое ими дело. Надо сказать, что противник с опозданием отреагировал на неожиданное бегство немцев. Большая часть русских пехотинцев, что сумели живыми подобраться к «Гамбургу», с удивлением вглядывались в его амбразуры, словно зачарованные тем, что сотворили с его стенами языки огня. Однако вскоре их автоматы заговорили вновь, ведя огонь по бегущим немцам. В целом усилия их не пропали даром, хотя и они до известной степени были загипнотизированы представшим их взору зрелищем. Однако их цели, мелькавшие между грудами битого кирпича, становились им видны лишь в короткие промежутки, когда танки готовились изрыгнуть очередное огненное облако. Будь винтовки их снайперов нацелены на окна и двери соседних с «Гамбургом» домов, они смогли бы убить гораздо больше вражеских солдат.

Дыра, зияющая в стене, была, словно веером, прикрыта обрушившимися балками перекрытия. С одной стороны от нее — красивая резная дверь. Как ни странно, но стекло в верхней части дверного полотна уцелело. Именно здесь Шрадер вновь встретился с Хазенклевером после их бегства из «Гамбурга».

Он схватил Хазенклевера за китель, словно тот был необстрелянным новобранцем.

— Ты, старый, жирный ублюдок! Ты у меня получишь медаль, я тебе обещаю. Ты покажи мне другого такого офицера, который бы с такой прытью оставил вверенные ему позиции!

Хазенклевер открыл было рот, но так и не произнес ни единого слова. Вместе со Шрадером он наблюдал, как подтаскивают раненых. Некоторые солдаты, рискуя собственной жизнью, бросились назад, чтобы подобрать тех, кого на время пришлось оставить среди руин, потому что не хватило рук, способных прийти на помощь. Вдвоем они просто стояли и молча наблюдали за происходящим.

Прошло несколько минут, прежде чем Хазенклевер смог заговорить снова. К этому времени Шрадер уже распределил своих солдат по новым оборонительным позициям. Он заставлял их стряхнуть оцепенение, прежде чем оно даст о себе знать с новой силой. Затем необходимость что-то делать обуяла и Хазенклевера. Он осмотрел полуразрушенное здание, в котором они теперь разместились, придирчивым взглядом оценил новые позиции, — в общем, занялся тем же, что и Шрадер.

Какое-то время вражеский огонь обходил их новые позиции стороной. Русские все еще оставались под впечатлением судьбы, постигшей «Гамбург», что, впрочем, неудивительно, потому что он мозолил им глаза почти целую неделю. Даже разрушенный, он все равно был слишком крепок, чтобы его можно было полностью стереть с лица земли. Огнедышащие танки продолжали изрыгать языки пламени, не оставляя попыток превратить здание в пепел, по всей видимости, полагая, что внутри еще находятся его защитники. Израсходовав, таким образом, горючую смесь, они один за другим отползали назад, под завесу клубов дыма, словно кто-то невидимый подтягивал их туда за веревку.

В просвете между их новыми позициями и «Гамбургом» появилась группа русских. По всей видимости, разведчики или просто добровольцы, которые знали, что рискуют жизнью, и которым было поручено выяснить, какую опасность представляют новые позиции немцев. Впрочем, в том, что касалось русских, разница между первыми и вторыми была не так уж велика. Немецкие пулеметчики тотчас уничтожили их.

Другие русские начали заползать в «Гамбург»; иногда даже было видно, как они копошатся среди его развалин.