Дамир. Любой ценой - Юлия Бонд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сам в шоке, – усмехается Дамир и передаёт мне фарфоровую чашку. – Ещё я сварил молочную кашу для Саньки. Надеюсь, она съедобная.
На меня накатывает прилив нежности и я, поддавшись порыву, целую Дамира в щеку.
– Я люблю тебя. Очень сильно, – произношу, не задумываясь.
– Люблю сильнее, – отвечает он и хочет добавить что-то еще, но вдруг просыпается Санька и смотрит на нас с Дамиром хмурым взглядом.
– Доброе утро, цветочек, – обращаюсь к сыну.
– Привет, – говорит Дамир и тянет руку вперёд, но Санька, насупившись, не отвечает на рукопожатие.
Эта сцена – удар под дых. Я, поставив чашку на стол, жадно глотаю воздух, но вовремя взяв себя в руки, пытаюсь разрядить обстановку:
– Сыночек, а ты почему без настроения? Приснилось что-то плохое?
Санька открывает рот, но тут же передумывает говорить и демонстративно отворачивается в сторону.
Мы с Дамиром переглядываемся. Шагаев пожимает плечами, мол, сыну нужно время привыкнуть, а я… Злюсь, в первую очередь, на себя!
– Я хочу домой. К папе! – восклицает Санька. – Мне здесь не нравится.
– Сынок, мы уже говорили с тобой на эту тему. Помнишь?
Санька поворачивается ко мне лицом и заглядывает в мои глаза пронзительным, совсем не детским, взглядом:
– Мама, ты больше не любишь папу? Почему тебя целует он? – сынок указывает на Дамира, явно выказывая неприязнь.
– Сань, давай ты не будешь расстраивать маму? – в диалог встревает Дамир.
Я не сразу понимаю, в какой момент у моего ребенка лопается терпение. Он вскакивает с кровати и бежит из комнаты прочь.
– Мир, не нужно было так с ним, – я поджимаю губы, но не злюсь.
– Дин, он – мальчик, поэтому позволь мне принимать участие в его воспитании. Я тебя ни в чем не обвиняю, но Санька избалованный, ты сама это знаешь.
– Знаю, – грустно вздыхаю я. Даже знаю, кто его избаловал, но молчу. Зачем теперь?
* * *
Через несколько дней мы покидаем дачу. Дамиру наконец-то удается раздобыть новые документы и снять квартиру в одном небольшом городке, подальше от нашего мегаполиса.
Я ничего не спрашиваю, хотя в голове крутится слишком много вопросов: что с его женой и ребенком, что с моим мужем, что мы будем делать дальше, к примеру, через год.
– Дин, спрашивай. Вижу, что хочешь, – обращается ко мне Дамир, когда мы едем в машине по неизвестной мне дороге.
Я оборачиваюсь, чтобы бросить беглый взгляд на заднее сиденье, и увидев спящего Саньку, возвращаю взор на Дамира.
– Ты виделся с ним? – мой голос дрожит, а сердце громко стучит.
– Да, – кивает Дамир, не отрывая взгляд от дороги.
– Как он? Спрашивал обо мне?
Дамир резко поворачивает голову вправо.
– Дин, я не понял. Ты обо всем жалеешь?
– Нет, конечно же, нет, – я в спешке кладу ладонь на колено Дамира и глажу его. – Я люблю только тебя и ни о чем не жалею.
– Угу, – кивает Дамир. – Но интересуешься, как он там бедненький без тебя, – цедит сквозь зубы.
– Конечно, интересуюсь. Это нормально, разве нет? Он мне не чужой человек, и я многим обязана ему. Мне небезразлична его судьба, чтобы ты не говорил!
Дамир вспыхивает от злости и, прижавшись к обочине, останавливает автомобиль.
– Выходи, – сверлит гневным взглядом, и я вздрагиваю.
Разозлила? Да не хотела же, честное слово! Просто мысли о Фатхетдинове не дают мне покоя. Я беспокоюсь, чтобы он ничего не сделал с собой или с кем-то другим.
– Диана! – повторяет Дамир. – На выход.
Я нехотя тянусь к дверце и, распахнув ее настежь, выхожу на улицу. Дамир, облокотившись бедрами на капот машины, чиркает колёсиком зажигалки. Я молча выхватываю из его губ сигарету и бросаю на землю.
– Не кури! Курение вредит здоровью.
– Блин, Дина… – Дамир закатывает глаза, сочтя мою нотацию детским лепетом. – Сигареты – вообще херня, по сравнению со всем дерьмом…
– Все равно! Не кури.
Я обнимаю Дамира за плечи и льну к его груди.
– Извини, я не думала, что тебя так сильно зацепит мой вопрос, – шепчу на ухо. – Я с тобой. Отныне на всю жизнь, если не прогонишь.
Дамир отстраняется и, перехватив мои руки, подносит к губам.
– Куда я без тебя, картинка. Ты же залезла мне под кожу, а то и глубже, – он улыбается и я ощущаю облегчение. – На самом деле, я должен обо всем рассказать. Не хочу делать тебе больно, но иначе не получится. Надеюсь, ты меня поймешь.
– Что ты хочешь мне сказать?
– Дин, против твоего мужа возбудили уголовное дело и в скором времени он окажется за решеткой.
Земля уходит у меня из-под ног. Я хватаюсь за горло и чувствую, что воздуха катастрофически не хватает.
Задыхаюсь...
Дина
Правда обрушивается на меня, как удар обухом по голове! Всё гораздо хуже, чем я могла предполагать, да и предполагала ли… Не знаю. Я жила с Давидом целый год под одной крышей, спала на одной кровати, делила пополам горе и радости. С кем? Убийцей? Нет.
Нет!
Нет…
Но факты – упрямая вещь и с ними не поспоришь.
– Ну ты чего дрожишь, картинка? – Дамир обнимает меня за плечи, гладит рукой мою спину и целует, целует.
А я в ступоре. Краски сползают с моего лица, шею сжимает невидимым обручем, из глаз катятся слезы.
– Боже мой, что я натворила, – шепчу охрипшим голосом. – Это я во всём виновата. Всё из-за меня.
У меня случается истерика. Вот так неожиданно во мне рвутся струны, плотину прорывает и я, закусив кулак, реву в голос.
– Диночка, любимая, – Дамир обнимает крепче, целует чаще. – Успокойся, хорошо? Ты не виновата. Ты не можешь отвечать за поступки другого человека.
Я отстраняюсь. Шмыгнув носом, смотрю на Шагаева отрешенным взглядом и тянусь рукой к его лицу, к шраму над бровью.
– Нет, – качаю головой. – Виновата, потому что позволила любить себя, потому что хотела полюбить сама, а не надо было!
– Тебя трудно не любить. По себе знаю.
– Да? – хмыкаю. – Да что во мне такого особенного? Почему из-за меня убивают других людей?
– Ты – это ты… – вздыхает Дамир.
– Аргумент! – ухмыляюсь. – Но ни черта неправильный!
Я хожу вперед-назад, нервно вцепившись пальцами в волосы. Что я могу сделать? Как все изменить?
Дамир загораживает дорогу, схватив меня за плечи: