Мой метод. Руководство по воспитанию детей от 3 до 6 лет - Мария Монтессори

Этому порядку, установившемуся в ранее хаотичном сознании, обязаны все проявления дисциплины и умственного развития, которые раскрываются подобно новому акту Творения. В упорядоченном сознании, в котором «свет отделился от тьмы», внезапно возникают эмоции и живость ума, напоминая библейскую историю Сотворения мира. В уме ребенка содержится уже не только то, что он сам с таким усердием накопил, но и свободные дары, проистекающие из его духовной жизни: первые бутоны привязанности, нежности, спонтанной любви к праведности, которые наполняют душу ребенка благоуханием и вселяют в нас надежду на будущие «дары духа», о которых пишет святой Павел: «Плод же Духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, вера, кротость».

Детская добродетель заключалается в том, что они терпеливо повторяют свои упражнения, с долготерпением относятся к приказам и пожеланиям других людей, проявляют благость, когда радуются достижениям своих товарищей без тени зависти и соперничества. Они живут, пребывая в радости и покое, и проявляют поразительное, совершенно необыкновенное трудолюбие. И они совсем не гордятся своей праведностью, ведь их сознание не воспринимает ее как нравственное превосходство. Дети вступили на путь, ведущий к праведной жизни, просто потому, что это единственный способ достичь настоящего саморазвития и знаний, и они простодушно наслаждаются плодами покоя, двигаясь на этом пути.

Таковы первые результаты эксперимента по установлению дисциплины непрямыми средствами, когда вместо критики и наставлений учителя используются рациональная организация деятельности и свобода ребенка. Наш метод подходит к жизни с позиции, более присущей сфере духовности, нежели академической педагогике, ввиду того, что он прибегает к духовной энергии человечества, но вместе с тем основывается на принципах полезной деятельности и свободы, которые являются двумя путями, ведущими к общественному прогрессу во всей его полноте.

В доме ребенка нет традиционных учителей, которые изводят сами себя, пытаясь поддержать дисциплину неподвижности, и напрасно сотрясают воздух громкими и нудными поучениями.

Вместо учителя у нас – дидактический материал, разработанный таким образом, что он сам контролирует ошибки и дает каждому ребенку возможность самообучения. А что касается учителя, то он теперь руководит спонтанной работой детей. У него пассивная роль молчаливого наблюдателя.

Дети заняты каждый своим делом, в то время как учитель поглядывает на них, производя любопытные психологические наблюдения, которые, если их упорядочить согласно научным стандартам, несомненно, окажутся ценным материалом для изучения детской психологии и развития экспериментальной психологии как науки. Хочется верить, что благодаря моему методу удалось создать нужные условия для развития научной педагогики, и всякий, кто воспримет наш метод, откроет тем самым лабораторию экспериментальной педагогики.

Эта работа должна дать положительный ответ на все ныне существующие проблемы педагогики. Тем более что наша система уже дала ответ на ряд существенных вопросов, как то: свобода ребенка, самообразование, установление связи между работой, навыками повседневной жизни и школьными заданиями, заставляя все три компонента работать на благо развития ученика.

Кроме того, позитивная педагогика должна разрешить проблему религиозного воспитания, важность которого нам еще предстоит осознать. Если религия родилась вместе с цивилизацией, то ее корни должны лежать глубоко в человеческой природе. Мы уже блестяще доказали инстинктивную тягу ребенка к знаниям, в то время как большинство людей ошибочно полагало, будто его интересы ограничиваются глупыми, бессмысленными играми. Ребенок, оставивший игру ради знаний, проявляет себя как истинный сын человечества, которое веками создавало научный и общественный прогресс. Мы недооценивали наше юное поколение, когда давали им глупые, не дающие пищи для ума игрушки и оставляли их в мире праздности, в котором дети задыхаются от дурной дисциплины. А в данный момент ребенок, наслаждаясь в полной мере свободой, должен открыть нам, является ли человек по своей природе религиозным существом.

Отказывать априори человеку в религиозном чувстве и лишать человечество воспитания этого чувства – значит допускать педагогическую ошибку сродни той, когда мы априори отказывали ребенку в любви к знаниям ради самих знаний. Такое невежественное умозаключение заставило нас властвовать над ребенком и подвергать его некоторым формам рабства в попытках установить то, что с виду кажется дисциплиной.

Наша уверенность в том, будто религиозное воспитание годится исключительно для взрослых, напоминает еще одну грубую ошибку, господствующую в современной педагогике, а именно когда мы не уделяем внимание воспитанию чувств в тот момент, когда оно наиболее возможно. Взрослая жизнь является практическим применением чувств к различным переживаниям окружающей жизни. Недостаток подготовки в этом вопросе часто выливается в несоответствие требованиям практической жизни, когда люди теряют самообладание и бесцельно тратят свою энергию. Не проводя параллелей между воспитанием чувств – этим проводником к практической жизни – и религиозным воспитанием, которое суть дорога к жизни нравственной, а просто ради иллюстрации, позвольте мне обратить ваше внимание на то, как часто люди, далекие от религии, проживают свою жизнь неэффективно и беспорядочно, растрачивая свои драгоценные силы.

Как много людей прошло через это! И когда наступает момент духовного пробуждения (как это иногда случается благодаря смягчающей силе страдания), ум такого человека, слишком привыкший к бездуховной жизни, не в состоянии удержаться в равновесии. Кроме того, не менее достоен жалости религиозный фанатизм, а также страсти, разгорающиеся в душе человека вследствие того, что сердце, которое всегда ищет спокойной и тихой гавани, не может подчиниться разуму, неизменно ввергающему сердце в пучину противоречивых идей и эмоций, где нет места покою. Все это важнейшие психологические проблемы и, быть может, самые глубокие проблемы человечества. Мы, европейцы, все еще пребываем в плену всевозможных заблуждений и предрассудков на этот счет. Мы все стали рабами мысли. Мы верим в то, что свобода совести и мысли заключается в отказе от определенных сентиментальных верований, тогда как свобода – это не там, где отчаянно пытаются что-то заглушить, а там, где даруют право безграничного существования и где жизнь разворачивается свободно и беспрепятственно. Кто и в самом деле не верует, не должен бояться того, во что он не верит, или бороться против того, что, по его мнению, не существует. А тот, кто верит и борется с этим, становится врагом свободы.

Великий американский ученый-позитивист Уильям Джеймс, излагая свою физиологическую теорию эмоций, отмечает психологическую значимость религиозного «сознания». Мы не в состоянии предугадать, куда приведет нас прогресс мысли: в доме ребенка, к примеру, триумф дисциплины, достигаемой путем свободы и независимости, положил начало многообещающему процессу, который в будущем проявится в виде новых педагогических методов. Для меня, в частности, это дает большую надежду на освобождение человечества посредством воспитания.