Последний человек на Луне - Юджин Сернан

Не зная, придется ли мне полететь, я продолжал подолгу работать на тренажерах, потому что последнее, чего бы мне хотелось, – это чтобы у Дика сложилось впечатление, что я не заинтересован в этом назначении. Этим я был занят с понедельника по пятницу, но в выходные старался выкроить несколько часов, чтобы покататься верхом с Трейси. Добавьте сюда выезды на охоту и на гольф от Монтаны и до Майами, и вы поймете, что с Барбарой мне удавалось провести очень мало времени. Она писала подругам, что эти поездки не беспокоили бы ее так сильно, если бы я бывал дома в течение недели, «но это случается редко». Я давно чувствовал, что обкрадываю Трейси, но до меня не доходило, что Барбару я обкрадываю тоже.

Я не знал о том, что Дик отправил в Вашингтон свои рекомендации: последний полет должны выполнить Сернан, Эванс и Энгл. Головной офис немедленно отверг эту идею. Они уже приняли собственное решение, вырвав возможность выбора из рук Дика. Крестному отцу очень, очень доходчиво объяснили, что одно имя в списке «Аполлона-17» должно присутствовать обязательно: Харрисон Шмитт. Геолог полетит, и точка!

Дик пытался бороться, но зловещая надпись уже горела на стене, и он был вынужден сдаться перед неизбежным и принять компромисс. Вместо экипажа Сернан – Эванс – Энгл будет Сернан – Эванс – Шмитт. Отлично, сказали в Вашингтоне: Шмитт на месте, а остальное их не волновало.

Короткие октябрьские каникулы[155] мы с Барбарой проводили в отеле «Лас-Бризас» в Акапулько с Роном и Джен Эванс, когда раздался звонок из Хьюстона и я услышал знакомый хриплый голос Дика. «Поздравляю, Джино, – сказал он, – «Аполлон-17» твой». Рон вошел в комнату, когда я говорил, и я радостно показал ему большой палец. Отличная новость! Я начал взволнованно бормотать слова благодарности, когда понял, что Дик не сказал, кто будет в моем экипаже. Рон показал на себя пальцем и поднял брови в молчаливом вопросе. «Это включает Рона и Джо?» – спросил я.

«Нет, не совсем. Рон будет твоим пилотом командного модуля».

Я быстро кивнул Рону, и он победно вскинул обе руки, сгреб свою маленькую жену в медвежьи объятья и поднял в воздух. Я же продолжал разговор с Диком.

«А что насчет Джо?»

«Мне нужно поговорить с тобой об оставшейся части экипажа».

«Почему? Что случилось?»

Он быстро прервал меня: «Так, возвращайся, и мы все обсудим».

На этом разговор кончился, а мы остались стоять посреди прекрасной комнаты, глядя на море, согретое теплым солнцем, и не зная, смеяться или плакать. Мы пошли вчетвером в бар, где пили ром с колой, в восторге от того, что получили желаемое, но одновременно разочарованные. Без лишних слов мы понимали, что Дика, наверное, заставили перетасовать экипаж и что Джек полетит, а Джо останется дома.

Я был в смятении от мысли о том, что мою команду разрушили. Джо отлично работал как пилот лунного модуля, и мы провели в тренажере вместе так много месяцев, что понимали нюансы характера друг друга и интонации голоса. Мы научились инстинктивно реагировать на действия друг друга в критической ситуации, и меня очень беспокоило, смогу ли я добиться такой же степени взаимопонимания с человеком, у которого вовсе не полет был первой любовью. Я должен был поставить жизнь на карту по выбору Вашингтона – и для меня это оказался первый горький опыт в политике.

На следующий день мы покинули Мексику, и в ту же минуту, как вернулся в Хьюстон, я устремился в кабинет Дика. Он подтвердил то, что чутье уже подсказало мне. Я начал спорить, приводя все доводы, какие только мог, и пытаясь убедить его вернуть Джо в экипаж. И нечестно, и неразумно, говорил я, вводить сейчас в работу нового человека, а меня просят сесть на Луну с ученым в роли второго пилота! Начиная с «Джемини», мы всегда отправляли корабли в полет по крайней мере с двумя пилотами, и это было чертовски правильно. Боже, да Джек вообще ни на чем не летал, пока не пришел в программу. Да, он неплохо научился летать на маленьком учебном T-38, но, ради Христа, Энг-то был пилотом X-15!

Дик позволил мне высказаться, кивая в знак согласия с каждым словом. Когда я остыл и перевел дух, он спокойно заговорил:

«Джино, ты не понял. Джек полетит в любом случае, а у тебя два варианта на выбор. Или ты летишь с Джеком в роли пилота лунного модуля, или уходишь в сторону, а я переставлю весь экипаж Дика Гордона на «Аполлон-17». Ты должен решить, хочешь ты пройти по Луне, или нет».

Кусая губы, я несколько мгновений размышлял над безвыходной ситуацией. «Значит, мы ничего не можем сделать для Джо?»

«В этом полете – нет. Не беспокойся об Энгле, у него дальше будет много работы. Вопрос в том, что собираешься делать ты».

Я мог или поразить себя мечом, или принять решение, которое не мог изменить. «А что, если мы…»

Дик прервал меня, его слова прозвучали резко, а плоская ладонь ударила по столу окончательно и бесповоротно: «Нет. Никаких шансов, Джино. Этот вопрос закрыт. Решай. Если ты хочешь лететь, ты летишь с Джеком, нравится тебе это или нет. Отвечай сейчас же, и я сделаю или так, или иначе».

Выбора не было, и я это знал. Черт, я сражался за это столько лет, и, по правде говоря, я бы согласился лететь даже с Златовлаской и тремя медведями. Но на мою радость ложилась большая тень, потому что я должен был сказать Джо Энглу, другу, что он в конечном итоге не полетит со мной в космос.

Джо принял печальную новость спокойно – он прочел ее по кофейной гуще, как и все остальные. Ни для кого не было секретом, что звезда Джека поднималась с каждым отмененным полетом, так что Джо вынужден был думать о будущем. К моменту отставки он был генерал-майором ВВС США и успел покомандовать вторым экипажем шаттла[156]. Но и сегодня я часто думаю о том, что случилось бы, если бы я выступил более твердо за то, чтобы Дик заменил Эда Митчелла и поставил Джо на «Аполлон-14», и он бы прошел по Луне. Можно ли было что-то изменить?

Итак, кем же был этот парень, который так долго оставался занозой у нас в заднице? Этот человек по прозвищу Доктор Камень, который только что заменил собой настоящего летчика? Джек проявил себя полностью компетентным астронавтом, будучи одновременно гениальным камневедом. Когда его имя вписали в мой экипаж, он был 37-летним холостяком из городка Санта-Рита в песках Нью-Мексико, штата, который он однажды станет представлять в американском Сенате. Отец Джека был геологом на шахтах Нью-Мексико, а сам он учился в Калтехе и получил докторскую степень по геологии в Гарварде в 1964-м – за год до того, как его выбрали ученым-астронавтом.

В студенчестве он один год проучился в Университете Осло в Норвегии и работал в Геологической службе Норвегии, а затем и США, прежде чем в 1961 году стал преподавателем в Гарварде. Получив докторскую степень, он поступил на работу в Центр астрогеологии Геологической службы США во Флагстаффе в Аризоне, где стал экспертом в области лунных полевых исследований и признанным авторитетом в области фотографического и телескопического картирования Луны. Когда астронавты проходили подготовку по лунной геологии, Джек был одним из инструкторов, и он оставался нашим «домашним геологом», когда сам проходил летное обучение и подготовку в качестве астронавта. Он был внесен в список избранных экспертов, которым позволялось анализировать лунные образцы, привезенные с Луны.