Талиесин - Стивен Рэй Лоухед

Они бьются, как сумасшедшие, не жалея жизни. — Он покачал головой. — К тому же их так много.

Без единого слова Талиесин развернул коня и поехал сквозь лиственную сень, через ручей, на холм, соседний с тем, на котором стояла крепость. На голой вершине он остановился. Поле боя лежало перед ним, как на ладони. Юноша отпустил поводья, соскочил с седла, вытащил дубовый посох и синее одеяние. Набросив одежду на плечи, он прошел несколько шагов и воткнул посох в землю.

Затем он принялся ходить, разыскивая крупные камни и сваливая их в кучу возле посоха. С помощью остальных наметил большую окружность, укладывая по камню через каждые три шага. Потом вырвал посох из земли, воздел его, закрыл глаза и начал произносить заклинание.

Пока он бормотал, дым, и без того закрывавший свет, сгустился, солнце померкло и тьма заволокла небо. С противоположного холма донеслись страшные звуки битвы; звон мечей, испуганное конское ржание, яростные выкрики, громкие стоны раненых.

Талиесин открыл глаза и увидел, что отцовская дружина, окруженная врагами, тщетно пытается прорваться к воротам. Сам Эльфин во главе своих людей рубил направо и налево коротким римским мечом.

Талиесин дважды повторил заклятье, а когда снова открыл глаза, враги обступили дружину еще более плотным кольцом, а под стеной вспыхивали алые отблески — это озаренные пламенем взлетали над рогатыми шлемами яростные топоры нападавших.

Варвары, пользуясь численным превосходством, остановили атаку и теперь теснили кимров от крепости. Талиесин, чувствуя, как к горлу подступает отчаяние, дико озирался вокруг. Внезапно взгляд его упал на коня. Подбежав, он ухватил поводья, ввел вороного в каменный круг и, забравшись ему на спину, выпрямился во весь рост.

Воздев над головой посох, он вновь повторил заклинание. На этот раз вдохновение сошло, как лучезарный плащ, воздух наполнился мерцанием. Талиесин заговорил и почувствовал, как ветер наполняется мощью его слов. Теперь это были уже не слова, а сам ветер и та сила, что побуждает его дуть. Слова сами слетали с губ. Ледяной порыв закружил и понесся вниз по склону холма. Внезапный холодный ток пробежал по долине туда, где шел самый яростный бой.

Соратники короля Эльфина ощутили на лицах холодное дуновение и подняли глаза. Они увидели на вершине соседнего холма высокого стройного юношу на вороном коне. Над головой он держал длинный посох. «Талиесин! — крикнул кто-то. — Наш бард прислал на подмогу ветер!».

Враги тоже почувствовали холодный ветер и увидели темное небо. Они обратили изумленные взоры на странного всадника, и натиск их ослабел.

Дружине лишь этого и надо было. Увидев, что длинноволосые саксы и их сподручные замедлились, Эльфин перешел в наступление. Холодный ветер с воем пронесся над полем битвы, и в следующий миг враг уже бежал под укрытие деревьев. Легионеры на стенах разразились оглушительными возгласами. Ворота распахнулись, защитники города бросились преследовать нападавших.

Вскоре Эльфин стоял перед смертельно уставшим Магном Максимом. Лицо римлянина было в поту и копоти.

— Не думал я, что настанет день, когда римский легион спасет туземная конница. — Он помолчал и добавил: — Но я, как всегда, благодарен тебе за помощь, король Эльфин.

— Мы поспели бы раньше, когда б не пришлось прежде разделаться с двадцатью ладьями таких же врагов.

Подбежал слуга с кувшином вина и кубком для трибуна. Максим протянул кубок Эльфину и сам наполнил его со словами:

— Скверный денек, и до вечера еще далеко. Однако тебе надлежит пить первым, из нас двоих ты сегодня потрудился больше.

Эльфин отпил молодого красного вина.

— Откуда они все взялись? — спросил он, возвращая кубок Максиму. — Ни разу не видел их столько в одном месте, да еще чтобы всем скопом.

— Собачье отродье! — Максим прополоскал рот вином и сплюнул на землю. — Крепость решили взять! Рехнулись, наверное!

Они все еще беседовали, когда появился всадник на взмыленном коне — несчастное животное спотыкалось от усталости.

— Какого… — начал Максим, увидел значок на уздечке и воскликнул: — Клянусь Цезарем! Лугуваллий!

Всадник покачнулся в седле и рухнул бы на землю, если бы его не подхватили двое конюхов. Максим с Эльфином поспешили к нему. Максим плеснул в кубок остатки вина и поднес к губам вестника.

— Пей, — приказал он.

Вестник глотнул и поперхнулся, забрызгав вином наряд.

— Трибун, — прохрипел он, вскидывая руку в слабом приветствии. — Я от… от…

— От Фуллофауда, — нетерпеливо произнес Максим. — Давай дальше.

— Вал, — выговорил вестник. — Вал взят. Лугуваллий в руках врагов.

Максим медленно встал.

— Лугуваллий в руках врагов.

— Мы поскачем с вами, — сказал Эльфин, тоже поднимаясь на ноги. — Если мы поедим и отдохнем, то сможем скоро тронуться в путь.

Трибун взглянул на Эльфина и покачал головой.

— Ты сегодня выдержал уже две битвы.

— Мы вам понадобимся, — настаивал Эльфин.

— Твоим родичам вы понадобитесь еще больше. Возвращайся, друг, защищай свой дом.

Эльфин собирался было снова возразить, но в это время подъехал Талиесин. Он спрыгнул с коня и двинулся легкой быстрой походкой, хотя лицо его осунулось от усталости. Заметив лежащего вестника, мрачные лица Максима и отца, он спросил:

— Дурные вести с севера?

— Да, — отвечал Эльфин. — Лугуваллий в руках врагов. Вал взят.

— Раз так, мы должны возвращаться в Каердиви, — просто сказал Талиесин. — Пока не поздно.

— Мои слова, — произнес Максим.

Талиесин повернулся и снова пошел к коню. Эльфин двинулся было за ним, оглянулся, вскинул руку в прощальном римском приветствии и тоже вскочил в седло. Трижды протрубив в рог, король собрал свою дружину у подножия холма. Перевязав раны и подобрав мертвых товарищей, кимры двинулись к дому.

Глава 3

Странники прожили у Аваллаха несколько дней, затем вернулись в разрушенную постройку. Через несколько дней, когда стало ясно, что они и впрямь намерены восстанавливать храм, царь послал им еды, поскольку успел за это недолгое время заинтересоваться и добрыми братьями, и их необычным Богом.

Харите это было с руки. Ей нравился Коллен, смотревший на нее с боязливым почтением и прилежно осваивающий наречие бриттов. Привязалась она и к Давиду, мягкому, проницательному и остроумному. Он был всецело предан Богу любви и света, и чувство это пронизывало все, за что бы он ни брался. Царевна радовалась, что пришельцы рядом, и, если восстановление храма их задержит, тем лучше.

Мокрая зима надолго замедлила работу, но с весной строительство возобновилось. Харита часто ездила навещать священников и смотрела, как продвигается их труд. Иногда она привозила с собой еду и питье, тогда они садились трапезничать вместе, а Давид рассказывал о жизни Иисуса, Сына Бога Вышнего, Который, если слова Давида содержали хоть долю правды, был, несомненно,