Седьмая жертва - Алан Джекобсон

Карен приехала к Робби и застала его в кухне. Нацепив фартук, он орудовал деревянной ложкой, помешивая томатный соус. На плите в кастрюле кипела вода, ожидая, пока он бросит в нее твердые соломинки спагетти. Когда он опустил в кастрюлю вермишель, поверхность воды мгновенно успокоилась – подобно больному желудку, получившему таблетку антацида.[45]

– Пахнет очень недурно, – заметила она, входя в кухню.

В доме Робби, который он унаследовал несколько лет назад после смерти матери, безошибочно ощущался преклонный возраст жилища. В стенах виднелись трещины, гвозди и дранка, закрашенные бесконечными слоями краски. Из старых створчатых французских окон тянуло сквозняком – откровенно говоря, их давно следовало заменить. Впрочем, на полу появился новый ковер, который выглядел так, словно Робби предпринял попытку украсить и обновить интерьер. Но, следовало сказать, попытка не удалась. Уюта и тепла в доме по-прежнему не ощущалось.

Карен подошла и плите и принюхалась.

– Пахнет лучше, чем выглядит. Что это, рагу или «Прего»?

Эй, – Робби, размахивая деревянной ложкой, поднял голову. – Это что, оскорбление?

Карен снова заглянула в кастрюльку.

– Всего лишь озвучиваю свои наблюдения. Если не ошибаюсь…

– Это «Прего».

– Ага, понятно. Кажется, тебе нужна помощь. С готовкой, я имею в виду.

– Нет, ты определенно меня оскорбляешь.

Карен прошла в гостиную и устало опустилась на диван.

– У Джонатана наблюдаются признаки улучшения состояния.

Робби уменьшил огонь и присел на краешек дивана рядом с ней.

– Вот и отлично, – осторожно заметил он и взял ее за руку. – Что говорят врачи?

– Его лечащий врач полон энтузиазма. Он сказал, что пока все идет так, как он и ожидал. Маленькие шажки, незначительное улучшение. – Она сбросила туфли и вытянулась на диване, положив голову Робби на колени. – Как же трудно воспитывать ребенка! А вот последствия своих ошибок ощущаешь легко и быстро.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда я ехала сюда, к тебе, то думала о Диконе и о том, какое плохое влияние он оказывал на Джонатана в последние год-два. Именно подобные вещи и приводят к развитию извращенной, испорченной личности, из которых в дальнейшем вырастает преступник.

– Да ладно тебе! Неужели ты боишься, что твой ребенок станет убийцей?

– Звучит глупо, правда? Но я не могу не думать об этом. Хотя бы иногда, по крайней мере. Если бы не Дикон, такие мысли мне и в голову бы не приходили. Но он очень плохо влияет на мальчика. Когда долго живешь с кем-то и видишь, что ему приходится нелегко, ты пытаешься помочь ему пережить трудные времена… – Она сокрушенно покачала головой. – Я не замечала слишком многого. Мне понадобилось несколько месяцев, чтобы отойти в сторону и убедиться, что я больше ничего не могу сделать, что ему уже ничем не поможешь. Сейчас я это понимаю. А вдруг он сделал что-нибудь такое, о чем я не знаю, когда Джонатан был совсем маленьким? – Она вздрогнула и оцепенела. – Зачастую убийцы еще в детстве уходят в себя. Они не любят рассказывать о том, что случилось с ними, когда они были детьми. И мне невыносима мысль о том, что нечто подобное могло произойти и с Джонатаном. – Карен немного помолчала, потом продолжила: – Я все время прокручиваю в голове воспоминания, нюансы в поведении Джонатана, которые подмечала раньше. Ищу предупредительные сигналы и настораживающие признаки.

– Что еще за предупредительные сигналы?

– Например, симптомы поведения, которые свидетельствуют о том, что он думает только о себе и не заботится об окружающих. – Карен села на диване и подобрала ноги под себя, но, поморщившись от боли в колене, поспешила занять прежнее положение. – Когда первые психологи-криминалисты допрашивали серийных убийц, они обнаружили, что внутренний мир преступников переполнен мыслями о доминировании над другими людьми, о жестокости по отношению к детям и животным. Они устраивали поджоги, воровали, портили чужую собственность. Одно время я не знала, что делать с Джонатаном, когда он начал драться в школе. В третьем классе. Он задирал и третировал одноклассников. Я пыталась поговорить с ним и он, похоже, перестал это делать. Но меня беспокоило, что близких друзей у него не было. Я работала с ним, старалась развить у него навыки социального общения, и вскоре мне стало казаться, что кризис остался позади. Но у него снова появились проблемы. Это случилось тогда, когда наши с Диконом отношения дали трещину.

– Наверное, это обычное и даже нормальное явление.

– Вот и я говорю себе то же самое. Но такое поведение, если его вовремя не заметить и не изменить, может привести и к другим вещам, намного хуже. Вещам, которые я не заметила. Если он когда-нибудь убил кошку, или собаку, или воробья, то я так никогда и не узнала об этом. Во время допросов убийцы почти всегда рассказывали о том, как они издевались над животными, мучили их и убивали. Это позволяло им выплеснуть ярость, и преступники часто прибегали к этому способу, поскольку он не грозил никакими последствиями. Никто ведь не знал, что именно они сделали. Но такое поведение еще больше отдаляло их от остальных членов семьи или сверстников. В конце концов они осознавали свое отличие от других людей и еще глубже замыкались в себе. Они считали, что имеют право поступать так, потому что никто не говорил им обратного.

– Знаешь, что я думаю?

Карен подняла на него глаза, приглашая к разговору.

– Я думаю, что ты так часто и настолько глубоко пыталась проникнуть в мозг серийного убийцы, делая это двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю и двенадцать месяцев в году, что начала видеть то, чего на самом деле нет. Ты постоянно живешь в окопах, по колено в грязи и крови, и такая жизнь пожирает тебя заживо. По-моему, тебе пора сделать перерыв, отдохнуть и отвлечься. – Помолчав, Робби добавил: – Может быть, покончить с этим навсегда.

Карен посмотрела на него и вдруг поняла, что он прав. Но признаваться в этом ей не хотелось. Она встала с дивана, обхватила себя руками за плечи и принялась в одних колготках расхаживать по комнате.

– Нет, бросить, уйти и сдаться – это не для меня. Но ты прав, мне действительно надо отдохнуть. Как только мы поймаем Окулиста, я уйду в отпуск на целый месяц – при условии, что этому не помешает судебное разбирательство. Мне нужно время, чтобы устроить мать в лечебницу и продать ее дом.

– Думаю, такая передышка пойдет тебе на пользу. Тебе надо сменить обстановку. А я буду приезжать к тебе в гости на выходные.

Карен закусила губу.

– А если я проиграю дело? Если суд выиграет Дикон? Меня ведь взашей выгонят из Бюро. И я больше никогда не смогу носить значок агента.

Робби поднялся на ноги и загородил ей дорогу, заставляя остановиться.

– Он не выиграет. Но если по странной прихоти судьбы ему вдруг повезет, то я буду рядом и встану на твою защиту. Мы пройдем через это испытание вместе и победим.