До и после смерти Сталина - Леонид Млечин

Заодно чекисты жаловались на трудные материальные условия:

«Все льготы отменены. В течение только одного года лишили выплат за звание, пайковых (при тов. Игнатьеве), и выплаты за секретность (при Берия). Все сотрудники только и живут мыслью, когда эти льготы возвратят обратно. До войны у нас была солидная выплата на выслугу лет — после 12 лет — 50 процентов. Почему бы ее не восстановить?»

Аппарат госбезопасности не сомневался, что политика страны вернется к сталинским временам. Но это не произошло, потому что к власти пришел Хрущев и партийный аппарат по всей стране вздохнул с облегчением.

В передовой «Правды» под названием «Нерушимое единение партии, правительства, советского народа» говорилось:

«Любой работник, какой бы пост он ни занимал, должен находиться под неослабным контролем партии. Партийные организации должны регулярно проверять работу всех организаций и ведомств, деятельность всех руководящих работников. Необходимо, в том числе, взять под систематический и неослабный контроль деятельность Министерства внутренних дел».

Партийные секретари боялись не только Берию, боялись сотрудников госбезопасности, которые не скрывали, что следят за партийным руководством. Чекисты держались на равных с секретарями, партийной власти над собой не признавали. Ни первый секретарь обкома, ни секретарь ЦК республики не были гарантированы от внезапного ареста. Понимали, что за ними следят, но не могли знать, что именно начальник областного управления или республиканский министр сообщает в Москву. После расстрела Берии все изменилось. Госбезопасность подчинили партии. Партийный аппарат и сыграл решающую роль в борьбе за власть.

А какова же судьба досье на высшее руководство, которое заботливо собирали на Лубянке?

Через полгода после расстрела Берии Хрущев создал Комитет государственной безопасности, а во главе поставил генерал-полковника Ивана Серова, которого знал с предвоенных времен и которому доверял. Серов перенес самые важные бериевские досье из КГБ в здание ЦК, чтобы никто из чекистов в них не заглянул. Хрущев уверяет, что он эти досье не читал. Но Серов читал. После чего члены президиума ЦК договорились все уничтожить. Набралось одиннадцать больших бумажных мешков.

Правда, кое-какие документы сохранились, и можно предположить, что именно хранилось в тех досье. После поездки члена политбюро по стране в госбезопасность поступал рапорт. В нем было описано все, в том числе такие интимные детали, которые легко могли стать поводом для освобождения от работы. Партийные руководители тоже люди: вдали от семьи и бдительного ока коллег они, расслабившись, что-то себе позволяли, а сотрудники охраны заботливо все фиксировали и докладывали начальству.

Когда товарищи избавлялись уже от Маленкова, всплыла тема бериевских досье.

В 1953 году президиум ЦК поручил Шаталину выяснить, какие именно документы хранил Берия. Сейфы Берии и Кобулова в Министерстве внутренних дел вскрыл генеральный прокурор СССР Руденко. Его подчиненные переписали все документы и сдали их в архив. Вопросов ни у кого не осталось.

1 июля представитель прокуратуры и двое сотрудников ЦК вскрыли сейф Берии в его кремлевском кабинете. Осмотрели ящики письменного стола и книжные шкафы. Доложили Шаталину: «Документы, книги и предметы, имеющие значение для дела, в упакованном виде переданы т. Суханову Д.Н.».

Дмитрий Суханов заведовал канцелярией Маленкова, его в аппарате не любили и в 1956 году посадили, после чего стали выяснять судьбу бериевских бумаг.

Заведующий отделом административных органов ЦК Афанасий Лукьянович Дедов рассказал, что среди документов из сейфа Берии нашли собственноручные показания Ежова о роли Маленкова в большой чистке. Ежов написал это, когда его уже сняли с должности наркома внутренних дел и он ждал ареста.

Дедов показания Ежова прочитал. Отдал Шаталину. Шаталин позвонил Суханову, объяснил, что у него в руках. Тот сказал:

— Хорошо, присылайте.

Поинтересовался у шефа:

— Как поступить с этими документами?

Маленков пожал плечами:

— Да об этом все знают.

Суханов напомнил, что члены президиума ЦК договорились от всех компрометирующих материалов избавиться, и предложил:

— Может быть, уничтожить?

Маленков решил иначе:

— Как вы там будете уничтожать, дайте я возьму их с собой.

Больше показания Ежова никто не видел…

28 июня в камере Берия написал записку, адресованную Маленкову. Он явно еще не осознал, что произошло, и что его ждет:

«Дорогой Георгий!

Я был уверен, что из той большой критики на президиуме я сделаю все необходимые для себя выводы и буду полезен в коллективе. Но ЦК решил иначе, считаю, что ЦК поступил правильно. Считаю необходимым сказать, что всегда был беспредельно предан партии Ленина-Сталина — своей родине… Работая в Грузии, в Закавказье, в Москве — МВД, Совете Министров СССР и вновь в МВД — все, что мог, отдавал работе. Старался подбирать кадры по деловым качествам, принципиальных, преданных нашей партии товарищей…

Прошу товарищей Маленкова Георгия, Молотова Вячеслава, Ворошилова Клементия, Хрущева Никиту, Кагановича Лазаря, Булганина Николая, Микояна Анастаса и других — пусть простят, если что и было за эти пятнадцать лет большой и напряженной совместной работы. Дорогие товарищи, желаю всем вам больших успехов за дело Ленина-Сталина, за единство и монолитность нашей партии, за расцвет нашей Славной Родины.

Георгий, прошу, если это сочтете возможным, семью (жена и старуха мать) и сына Серго, которого ты знаешь, не оставить без внимания».

Мог бы и не просить. Не оставили. Сына арестовали сразу вслед за Лаврентием Павловичем. Потом всех родственников выселят куда подальше.

Нина Теймуразовна Берия в отчаянии написала письмо Хрущеву:

«Двадцать шестого числа этого месяца, около 12 часов ночи забрали моего сына с семьей (беременная жена на седьмом месяце и двое детей — одной пять лет, другой два с половиной), и с тех пор не знаю, где они! У меня никого нет. Я не знаю, что мне делать. Если я еще дня три останусь в таком неведении, я сойду с ума. Умоляю вас, позовите меня, спросите что-нибудь, скажите мне что-нибудь!

Прошу вас разрешить мне разделить судьбу Лаврентия Павловича, какова бы она ни была. Я ему предана, верю ему как коммунисту, несмотря на всякие мелкие шероховатости в нашей супружеской жизни — я люблю его. Я никогда не поверю в его сознательное злонамерение в отношении партии, не поверю его измене ленинско-сталинским идеям и принципам. Я только прощу пощадить моего сына Сергея».

Серго Берия женился на Марфе Максимовне Пешковой, внучке Горького.

Корней Иванович Чуковский 12 июля 1953 года записал в дневнике:

«Мне вспоминается сын Берии — красивый, точно фарфоровый, холеный, молчаливый, надменный, спокойный; я видел его 29 марта, у Надежды Алексеевны Пешковой. Что теперь с его надменностью, холеностью, спокойствием? Где он? Говорят, Марфа беременна. Дикая судьба у горьковского дома: — от Ягоды до Берии — почему их так влечет к гэпэушникам такого — растленного — образа мыслей, к карьеристам, перерожденцам, мазурикам?»