Гимназия Царима - Марьяна Сурикова

По силе они не уступали друг другу. Одинаково выносливые, ловкие, мощные, противники сражались на равных, и сторонний наблюдатель оказался бы не в состоянии предсказать исход этой битвы. И все было как всегда, за одним лишь исключением. Одним хрупким, взъерошенным исключением, умудрившимся проскочить сквозь огненный круг. Пламя защитника могло пропустить внутрь, не причинив вреда, лишь единственное существо на земле — свою признанную жрицу. И это чудо, сумевшее свести тен Лорана с ума за короткое время жизни в башнях, ворвалось в замкнутый круг.

Появление девушки оказалось столь невероятным и непостижимым, что воин и монстр на миг замерли, а Мариона, нашедшая наконец своего Эсташа, вдруг задрожала и полными ужаса глазами посмотрела на высшего. Точно беззащитный кролик перед удавом, она не имела сил пошевелиться, а его возглас «жрица!» заставил сердце девушки едва не выпрыгнуть из груди. Одно неуловимое движение, позволившее монстру очутиться рядом с ней, не смог бы отследить даже самый одаренный человеческий маг. Способностью видеть, противостоять и не поддаваться ужасу в присутствии высшего владели только истинные воины. Эсташ оказался быстрее. Как всегда. Именно то, что он на долю секунды опережал чудовище, и принесло спасение людям Кенигхэма.

Стена взревевшего огня отгородила девушку, и монстр взвыл, не сумев дотянуться до жертвы.

— Жрица!

Отскочив назад и сжимая когтистые лапы, он прошипел: «Отдай ее мне, защитник, отдай».

Огонь взревел сильнее, полностью скрывая замершую в центре тонкую фигурку, и ответ воина был едва слышен, но Мариона сумела разобрать два яростных слова: «Не получишь!»

Высший остановился. С трудом отведя от пламени взгляд, он обернулся к защитнику.

— Послушай меня, Царим. Послушай внимательно.

В когтистой лапе, вытянутой к Эсташу, возник темный сгусток наподобие сферы.

— Ради нее одной я убью их всех. Они в моей власти. Взгляни. Вот кланы, которые ведут свой род от убийц жриц, вот мои сторонники, которых я направляю, повелевая их разумом. Они погибнут, и вы начнете все с чистого листа. Я могу отдать им приказ уничтожить то, что уже было создано против защитников, а после убить себя. Мне это под силу, Царим. Одна жрица в обмен на спасение твоего рода и остальных. Вам опять начнут поклоняться, больше не придется терпеть боль человеческого предательства, подчиняться навязанным вам правилам. Отдай ее мне.

— Не получишь!

Сквозь защитную стену, целиком состоявшую из пламени, я плохо видела, что происходит, но даже имей возможность смотреть не через преграду, едва ли была способна уследить за молниеносными движениями. Они сражались вовсе не так, как принято изображать на картинках учебников или древних гравюрах, они напоминали лишь смазанные тени, одна светлая, ослепительно-яркая, до боли в глазах, а вторая черная, внушающая ужас. Когда меня не защищала магия Эсташа, при одном взгляде на того, с кем он бился, сердце останавливалось от страха. Только здесь, в теплом кругу огня, яростно ревущего при приближении пугающей тени, но безмерно ласкового со мной, ощущала себя в безопасности. Я понимала, что не имею права терять драгоценные минуты и обязана прямо сейчас, несмотря на панику и неуверенность в собственных силах, накатившую внезапно, почти поглотившую меня, защитить Эсташа.

Прикрыв глаза, старалась не отвлекаться и усилием воли снизить накал охвативших меня эмоций. Нельзя желать на пределе, а я безумно хотела, чтобы мой защитник остался в живых, но нельзя. Расслабиться, отпустить чувства, захотеть — сродни просто подумать, — и знать, что сбудется.

«Пусть Эсташ останется невредимым».

Все, ни в коем случае не молить об исполнении и не дрожать от испуга.

Крик заставил меня пробудиться. Я рванулась вперед, почти вплотную к горящему огню. Кто нанес решающий удар?

Мир отчетливо проявился перед глазами, стих рев пламени, исчезла защитная стена. Я оказалась стоящей в черном круге, поскольку и внешний огонь потух.

— Эсташ!

Он стоял, опираясь на меч, который таял в воздухе, точно мираж, и вдруг совсем исчез. Защитник покачнулся, упал на одно колено.

— Эсташ! — Я кинулась к нему, опустилась рядом, обхватила ладонями и глянула в лицо. Пламя потухло, воин снова обрел человеческий облик. Оттенок его невероятных глаз сейчас казался ярче, чем самый чистый аквамарин. Темные, влекущие, точно необъятная морская глубина. — Ответь, пожалуйста, ты ранен?

Он качнул головой.

— Как помочь? Ты ведь врач, подскажи, что сейчас нужно сделать?

Я отклонилась, пытаясь понять, что не так, но Эсташ притянул обратно. Поймал мою ладонь и поднес ее к губам. Поцелуй обжигал, как и его кожа, словно защитник горел сейчас в очищающем огне, точно после яда Архъаны.

«Мэйэлит», — услышала я.

— Что? Повтори, слишком тихо.

Светлые силы! Я не вижу, куда он ранен! Если это яд, он ведь сгорит? Вырвав из мужских пальцев руку, вскочила на ноги и опять попыталась отыскать следы удара, да хоть бы царапину, в которую проникла отрава. И в этот момент произошло непонятное: вся фигура защитника оказалась охвачена золотистым сиянием, а кожу точно покрыли чистым золотом, и Эсташ вдруг застыл неподвижно. Как был, преклонив колено и сжимая ладонь, словно по-прежнему держал в ней мою руку.

— Эсташ?

— Мариона!

Я вздрогнула, вглядываясь в его лицо, но ответил вовсе не защитник, еще одно горестное «Мариона» донеслось из-за спины.

Тяжело ступая по черной выжженной тверди, к нам приближался Олайош. Он подошел, остановился, а потом медленно опустился на землю и крепко обнял застывшую фигуру защитника.

— Олайош! Поднимитесь! Не видите, он под заклинанием. Что это за чары? Вы можете распутать их? Подскажите мне, как это сделать, я загадаю.

— Мариона…

— Он успел произнести что-то, наверное, подсказку. Звучало как «мэйэлит». Снимите заклятие.

— Мариша, послушай…

— Да не тяните же, расколдуйте его. Я вам все разъяснила, почему вы ничего не понимаете? Произнесите: «Мэйэлит». Мэйэлит! Почему не работает? Я неправильно произношу?

— Это не заклинание, девочка, — Аллар опустил голову и спрятал от меня глаза, — это обращение на древнем языке.

— Какое обращение! При чем здесь обращение? Да посмотрите уже на меня!

Он посмотрел, и я увидела в его глазах слезы.

— Невозможно найти точное слово в человеческом языке, Мариона, нет значений, способных в полной мере описать глубину заложенных в него чувств. Оно говорит о созвучии душ, когда одно существо словно рождено для другого…

— Вы все запутали! Перестаньте говорить загадками. Что значит «мэйэлит»?

— «Любимая» — так это можно перевести.

Олайош еще что-то говорил, а я впала в ступор и откровенно не понимала случившегося. Разум отказался его воспринимать, и эти бессмысленные объяснения не доходили до моего сознания. Я только после смогла сообразить, что на тот момент Аллару было намного тяжелее, ведь на него не напало спасительное отупение. И все же он пытался дать мне понять и как-то растолковать произошедшее. Немного прийти в себя позволили действия наставника, вновь обнявшего золотую статую и сказавшего: