Право на жизнь - Сергей Арно

– Ложись! – заорал кто-то.

Все, кто где стоял или сидел, бросились на пол. Забойщик с размаху ударился об угол стола, его прекрасный веселый глаз выскочил и, зазвенев, покатился куда-то по полу. Но Забойщик даже не заметил этого. Лимонка жахнула! После чего началось такое!.. Что уж совсем стало не до глаза.

В клубах огня, воплях раненых, автоматных поливах, взрывах ручных гранат… уже было ничего не понять и не разобрать. Здесь каждый был за себя, каждый спасал свою шкуру от пулевых дыр, и каждый ценил ее дороже всего на свете.

– Хрен вам… Хрен возьмешь Мокрого!.. – шептал сквозь зубы Мокрый, выбираясь на балкон. Он ползком, чтобы не заметили снайперы с крыши напротив, пробрался до конца длинного балкона. Сзади звенели осыпающиеся от шальных пуль стекла. По пути Мокрому пришлось перебраться через мертвое тело коллеги, раньше него «с пылу с жару» выскочившего на балкон и с ходу нарвавшегося на пулю снайпера.

– Хрен Мокрого возьмешь…

Оказавшись у перегородки, разделявшей балконы, Мокрый затаился – сейчас нужно было вскочить и быстро перебраться на соседний балкон и при этом ухитриться не попасть в оптический прицел. Из зала заседаний слышался несмолкающий грохот перестрелки, заставляя Мокрого спешить. Там было жарко.

Сзади него вдруг со звоном и грохотом открылась балконная дверь. Кто-то, не выдержав жары, выскочил на свежий воздух проветриться. Здесь-то его и приметила пулька снайпера. Он, печально охнув, упал, раскинув руки…

Но Мокрый уже не видел этого. Воспользовавшись благоприятным моментом, он ловко перескочил на другой балкон.

– Хрен Мокрого возьмешь…

Он быстро на четвереньках добрался до конца следующего балкона. Там здание поворачивало, – таким образом, преодолей он эту перегородку, за углом он оказался бы вне досягаемости снайперских пуль.

– Ну, Мокрый… Давай! – приободрил он сам себя и ловко перебрался за угол… Балкона, правда, там не оказалось. Он был этажом выше, но Мокрый не растерялся – он схватился за нижнюю перекладину балконной решетки и повис на руках над улицей на высоте шестого этажа… Цепко держась за перекладину, он стал перебирать руками, чтобы убраться подальше от снайперов. И тут услышал над своей головой смех. Какой-то очень глумливый и омерзительный смех. Совсем он не понравился Мокрому. Он поднял лицо вверх… И точно – рожа гоготавшего была противная…

Ботинок сорок пятого размера с наслаждением наступил на вцепившуюся в перекладину балкона руку… Мокрый заорал от боли…

Его крик, поначалу такой пронзительный и громкий, с каждым мгновением уходил все дальше и дальше… пока не смолк на асфальтовой пешеходной дорожке.

Побоище в зале заседаний между тем подходило к своему летальному концу. Хотя бой еще продолжался, но чуткое ухо могло уловить спад огневой активности. Еще пара человек, отстреливаясь, в пылу схватки выскочили на балкон, но тут же, пойманные в прицел, полегли – один, скончавшись сразу, другой с перебитым позвоночником был еще жив и, парализованный, постанывал, не в силах пошевелиться. И тут мощный сноп огня взрывной волной вышиб рамы сразу из всех четырех окон. Вместе с рамами вышвырнуло человека, и он, крутясь, полетел вниз на головы привлеченных грохотом зевак. Это был заключительный взрыв, превративший присутствовавших на симпозиуме в изуродованные, исковерканные и обгорелые куски мяса, беспорядочно разбросанные по помещению. Навряд ли из этих частей можно было бы собрать хотя бы одно целое тело. И только единственный, живой и радостный во всем этом царстве изувеченных мертвецов, из угла глядел хрустальный глаз.

В гостинице кое-где еще слышались пистолетные выстрелы, легко подавляемые автоматными очередями. Милиция, ОМОН и части спецназа среагировали молниеносно. Гостиница и весь район бандитской разборки был мгновенно блокирован частями быстрого реагирования, все дороги к гостинице перекрыли усиленными нарядами милиции. Вокруг самого здания гостиницы кишели милицейские машины с включенными мигалками, пожарные и «скорые помощи». В небе с диким шумом, поднимая с крыш клубы пыли, завис вертолет. Зеваки смотрели вверх на кручение гигантских лопастей:

Не успели стихнуть последние выстрелы, как супермены из группы спецназа по борьбе с терроризмом, поводя дулами автоматов, слаженно и бесшумно рассыпались по холлу гостиницы. С этими ребятами воевать было бесполезно. Бойцам потребовалось всего несколько минут, чтобы без единого выстрела занять гостиницу. А стрелять, собственно, было и не в кого. Живых бандитов нашли всего пятерых, и те были либо тяжело ранены, либо напуганы до крайности. Мирные граждане давно, еще с первым взрывом, покинули здание гостиницы.

В то время, когда бойцы спецназа без боя занимали один этаж за другим, в то самое время группа мужчин в черных резиновых гидрокостюмах с автоматами выскочила на крышу гостиницы. Из низко зависшего над крышей вертолета к ним спустили веревочную лестницу. Без лишней спешки и суеты, один за другим, все они поднялись в кабину вертолета. Вертолет с ужасающим шумом взмыл вверх… и, слегка опрокидываясь на левый бок, повернул в сторону центра города.

Тридцатью секундами позже на крышу выскочили первые бойцы группы спецназа по борьбе с терроризмом. Но «вертушка» была уже далеко, да и сбивать ее над Петербургом никто не собирался.

Путь вертолета был недалек. Через четыре минуты с небольшим он низко завис над серединой Невы: между Петропавловской крепостью и набережной Макарова.

Гулявшие в это время граждане могли видеть, как из вертолета, неимоверно морщившего вокруг себя воду, один за другим, быстро выпрыгивали аквалангисты и бултыхались в холодную невскую воду. В общей сложности на это ушло полторы минуты, после чего прогулочный вертолет поднялся в небо и, как-то неуверенно покачиваясь, немного пролетев, благополучно приземлился на свою обычную площадку у Петропавловской крепости. Его уже ждали. Тут же омоновцы окружили вертолет. Насмерть перепуганных, поседевших, с трясущимися руками пилотов вывели из вертолета и, посадив в черную «Волгу», куда-то увезли.

Илья с Жанной любили гулять по парку возле санатория. Под ручку с прихрамывавшей на одну ногу Жанной ходить было не очень удобно, но Илья приноровился и не чувствовал дискомфорта.

За несколько проведенных в санатории дней врачи привели его мысли если не в норму, то, во всяком случае, в посредственное состояние. Страх отдалился, и воспоминания о трех сутках, проведенных в обществе покойников при постоянных издевательствах Петрушки и его карликов, уже ощущались на так остро. Память, стараясь избавиться от ужаса, попросту отбрасывала его. Даже две последние ночи Илья спал и не просыпался – приходилось, правда, пока спать со светом.

Все в санатории было хорошо. У Ильи имелась отдельная комната, и кормили вкусно. Но когда Илья оставался один, его преследовала страшная мысль. Она не давала покоя, он просто с ума от нее сходил; Илья вынес ее из того страшного колодца. Теперь он знал, знал наверняка, что он не один. Он не один, даже когда запирается в комнате… даже на необитаемом острове он не будет один. Всегда и везде его теперь сопровождает Петрушка – он внутри Ильи. И неизвестно, когда он покажет свою поганую злую рожу с высунутым языком. И ощущение того, что в тебе живет еще кто-то, кто может заставить делать то, что ты никогда бы не сделал, ужасало…