Меровинги. Король Австразии - Ольга Крючкова

Суавегота хотела написать письмо пасынку в Ахен, но потом, не желая сеять раздор между отцом и сыном, передумала. И, покорившись судьбе, теперь либо проводила время в домашней часовне, либо занималась богоугодными делами. Вскоре ее даже стали почитать в Реймсе почти как святую.

Теодорих же, казалось, напрочь забыл и о судьбе родной матери Амалаберги, отвергнутой отцом-королем Хлодвигом ради бургундки Клотильды. Впрочем, сам-то он и не помышлял жениться на Гертруде. В отличие, правда, от нее самой: девушка вынашивала коварные замыслы.

Спустя несколько месяцев после возвращения мужа в Реймс Суавегота узнала, что его юная наложница в тяжести, и стала молить Бога, чтобы у той родилась девочка. Храмн, много лет тайно влюбленный в королеву, видя ее переживания, однажды предложил:

– Хотите, госпожа, я помогу вам избавиться от соперницы? Для меня не составит труда подослать к ней верного человека, прекрасно владеющего кинжалом или веревкой. И в одно прекрасное утро наложницу обнаружат задушенной или заколотой в ее же покоях.

Суавегота осенила себя крестным знамением.

– Побойся Всевышнего, Храмн! Я никогда не соглашусь на это, как бы тяжело мне ни было.

Храмн с обожанием взирал на королеву.

– Неужели вы не желаете мести? – спросил он.

– Нет. Месть сперва ослепляет человека, а затем губит его, – ответила Суавегота.

– Но если Гертруда родит мальчика, ее положение при дворе укрепится. Она и так уже ведет себя как хозяйка.

– Я знаю, Храмн. Именно поэтому и покидаю свои покои все реже. Около меня остались только по-настоящему преданные мне люди.

В порыве чувств Храмн приблизился к королеве едва не вплотную.

– Я предан вам, госпожа, всей душой! – с жаром воскликнул он.

Суавегота благодарно улыбнулась ему.

– Я верю тебе… мой дорогой воин… – сказала она и протянула букеларию руку, которую он тотчас осыпал поцелуями.

Суавегота смутилась, внезапно испытав полузабытое волнение женского естества, и попыталась высвободить руку из сильных пальцев Храмна. Но ей это не удалось. Ибо распаленный многолетней страстью мужчина уже рывком привлек ее к себе.

– Пусть… мы совершим грех перед Господом… – прерывисто шептал он на ухо королеве. – Я готов отправиться в ад, лишь бы обладать вами…

Шею Суавеготы обожгло горячее дыхание Храмна, и она поняла, что уже не в силах сопротивляться соблазну. Да и зачем?..

* * *

Когда живот Гертруды изрядно округлился, Теодорих, лишившись возможности продолжения плотских наслаждений с наложницей, отправился, наконец, в Суассон на встречу с братом.

Дорога от Реймса до Суассона заняла у Теодориха три дня, в течение которых он предавался в основном воспоминаниям. Уже много лет король Австразии не посещал этот город, в котором провел и детство, и безрадостную юность. Теодорих вспомнил и кормилицу Иветту, и сенешаля Гортрана, обучившего его латыни, и их с Эйнаром хитроумный побег, и бесстрашную Клерет, и прочие многочисленные приключения юности.

Следуя по землям Хлотаря и уже приближаясь к Суассону, Теодорих обратил внимание, что предместья города заметно разрослись. Вокруг города во множестве поселились мастеровые люди и свободные крестьяне, которые теперь каждое утро спешили на городскую площадь, дабы продать свой товар.

Столицы Суассонского королевства кортеж Теодориха достиг, когда колокола местных церквей отзвонили римскую сексту[115]. Попетляв по узким знакомым улочкам, он выехал к королевской резиденции, которая, как сразу заметил Теодорих, тоже претерпела значительные изменения.

Хлотарь встретил гостя радушно, хотя Теодорих прекрасно знал, сколь умело брат способен скрывать свои истинные чувства. После обмена приветствиями и прочими любезностями перешли к делу. На всякий случай Теодорих напомнил брату, что поскольку их отец, король Август Хлодвиг, был рожден Базиной Тюрингской, значит, ее земли по праву должны принадлежать им. При упоминании о возможности завоевания новых земель Хлотарь несказанно оживился, ибо наследников у него и впрямь было предостаточно. И если разделить его королевство на всех сыновей, те получат в лучшем случае латифундии, но уж никак не государства.

Словом, предложение брата объединить усилия против Герменфреда с целью лишения того короны Хлотарь воспринял с энтузиазмом и мысленно даже назначил уже королями-соправителями Северной Тюрингии старших сыновей Гунтара и Хильдерика, рожденных ему Ингундой.

В свою очередь Хлотарь, рассчитывая на помощь тестя, короля Хлодомира II, предложил Теодориху задействовать в походе еще и саксов. Однако Теодорих, прекрасно зная, что вести дела с саксами опасно – могут в любой момент предать! – отклонил его предложение, пообещав, правда, в случае необходимости обратиться к ним за помощью всенепременно.

На самом деле Теодориху не хотелось иметь в союзниках тестя Хлотаря из опасения, что впоследствии родственники объединятся против него самого. Про себя он решил, что лучше уж привлечет, если понадобится, Дерека – сына Хлодомира II, правившего сейчас в Вормсе, полученном от отца на кормление. Теодорих знал о разногласиях межу Хлодомиром II Саксонским и его сыном: амбициозный Дерек считал, что Вормс слишком мал для него, и чувствовал себя несправедливо обделенным отцом.

* * *

Весной, когда старые римские дороги окончательно подсохли под солнцем и по ним уже можно было беспрепятственно передвигаться, дружины Теодориха и Хлотаря, объединившись в Меце, двинулись в сторону Тюрингии. Гарнизоны, выставленные Герменфредом по римскому образцу (остготский король Аталарих, преемник Теодориха Великого, несмотря на сложное положение в собственном королевстве, по просьбе короля Тюрингии предоставил ему нескольких своих опытных военных советников) на некоторое время задержали союзную армию франков. Но ровно на столько, чтобы гонец смог достичь Бёблингена и предупредить Герменфреда, что войско франков насчитывает более пяти тысяч воинов, хорошо вооружено и оснащено мощными осадными орудиями.

…Герменфред запаниковал. Он понимал, что объединиться с братом и пойти на войну с Тюрингией Теодориха заставило именно его предательство, но очень уж не хотелось признавать свою ошибку. Королева Аудовера заперлась у себя в покоях и теперь беспрестанно возносила молитвы Логосу, умоляя помочь супругу.

Герменфред в срочном порядке созвал военный совет, на который пригласил и Мундериха, пользующегося ныне – после захвата Фрейбурга – его особым доверием.

Амалафред высказался первым:

– Военная слава франков умерла вместе с Хлодвигом! Франки разучились воевать! Надо дать им бой!

– Амалафред прав, – поддержал его Мундерих. – К тому же иного выхода у нас все равно нет: с севера вновь наступает дружина Бадериха. Но поскольку наше войско проигрывает франкам по численности, предлагаю действовать хитростью…