Перехлестье - Алена Алексина

— Говори! — запустив тонкие пальцы в волосы поверженного противника, прошипела Мариоса.

— Она. Жена. Старшего. Дэйна. — Смакуя каждое слово, проговорил Шахнал, глядя снизу вверх на колдунью с таким торжеством, что девчонке стало не по себе.

— Дэйн мертв. Нам от нее никакого проку! — процедила она, с ненавистью глядя в сторону Милианы.

— Мертв? Ты видела, как он погиб?

— Там было несколько десятков наших! Конечно, мертв!

— Ты видела, как он погиб? — все с той же всезнающей усмешкой переспросил отец.

Когда смысл слов человека дошел до нее, разъяренная колдунья взвилась:

— Приведите магессу! Быстрее!

Шахнал слабо улыбался, глядя на возвышавшуюся над ним Мариосу, он ждал. Чары, которыми его оглушила колдунья, держали крепко, не позволяя шевелиться.

— Да нет же, он мертв. Должен быть… хотя… все равно надо проверить. Она слабачка… но жена… магесса… тьфу! Ты все равно никуда не денешься! — закончила свой сумбурный монолог девушка, после чего побежала прочь, надеясь остановить челн.

— Ты здесь? — шепотом спросил жрец, не сводя взгляда с тонкой фигурки, ссутулившейся на носу лодки.

— Да.

— Что с дэйном?

— Жив, — Глен помолчал, а потом прошептал: — У меня хватит сил только на один удар. Я не смогу тебя спасти.

— Это хорошо… — Шахнал прикрыл глаза. — Я рад. Не люблю самообман. И не хочу быть просто человеком, понимаешь?

— Да… — Глен возник из пустоты всего на мгновение. Бывший служитель богов вздрогнул от неожиданности.

— Исчезни, увидят, — сказал он. — Все испортишь.

Колдун повиновался, поколебавшись лишь секунду, и исчез.

Милиана не видела этого, она смотрела на колдунов, стоявших у кромки воды и издевательски зовущих ее спуститься.

— Иди сюда, хорошая, к нам, иди, давай–давай, — приговаривали они. — Деваться все равно некуда.

Повитуха закрыла лицо ладонями. В глазах этих людей полыхала злость, казалось, даже воздух загустел от всплесков силы.

— Мы уплываем, девочка, — спокойно сообщил кормщик. — Не бойся этих дураков.

— Никуда вы не поплывете! — рявкнул один из колдунов. — На колени, старый козел!

Перевозчик поморщился, но не шевельнулся. Колдун сплел пальцы в замок и обрушил на упрямца дар. Черный цветок колдовского марева вспыхнул и… растворился в воздухе, разлетевшись рваными клочьями мрака. Мужчина в лодке только вздохнул и покаянно развел руками:

— Оказия…

Что? Милиана ошарашено смотрела в обескураженные лица колдунов.

— А без колдовства никак? — перевозчик расправил плечи. — А?

И не проронив больше ни слова, он сел на весла и начал грести, неспешно и размеренно. Берег медленно удалялся, отступал и только ветер доносил до сжавшейся в суденышке девушки обрывки угроз и проклятий.

— Как ты смог? — пораженно прошептала магесса. — Как?

Мужчина не ответил. Негоже ему, старому дэйну, вести пустые разговоры с магами. Его дело — спасать их. И, не обращая больше внимания ни на девушку, скорчившуюся на скамье, ни на трех беснующихся колдунов, старик направил челн вперед — к призрачным вершинам, маячащим вдали, беспрекословно выполняя завет Маркуса.

Перевозчик не смотрел на покинутый берег и на Мариосу, что, пылая от ярости устремилась к своим нерасторопным помощникам. Гнев распирал колдунью, переполнял до краев. Миг и она обрушила мощь своей силы на одного из колдунов. Повитуха со своей скамеечки видела, как корчился в муках парень с пшеничными волосами, как в глазах его гаснул свет… и как за миг до смерти на лице проступило облегчение. Кем бы ни был этот несчастный раньше, за мгновение до гибели лишившись проклятого дара, он стал собой.

— Не на что там смотреть, дочка. Лучше отвернись, — отсоветовал ей кормщик. — У тебя другой путь.

И она послушно отвернулась, глотая злые слезы.

* * *

Меж тем Мариоса, брезгливо переступив тело погибшего колдуна, пошла к Шахналу. Тот лежал неподвижный, остановившимся взглядом смотрел в небо и улыбался.

— Не радуйся… — сказала колдунья. — Дэйн мертв. Ты ничего не добился тем, что…

— Дура, — Шахнал не сводил глаз с облаков. — Дэйн жив. И силен, как никогда. Единственное, что могло его остановить — жена. Но до нее вам теперь не добраться, так что он ничем не связан. Ничто не может побудить его предать бога. А, значит, он придет за вами. Что дэйну жалкая горстка колдунов? Ерунда. Вы проиграете, Мариоса. Уже проиграли.

— Не–е–ет, — девушка легонько пнула жреца носком сапога. — Ты забыл про мага, ожидающего тебя. Отец–колдун… ты даже не представляешь, какие у нас на тебя планы!

Жрец рассмеялся и тут же задохнулся от острой боли в груди.

— Дура.

Он последний раз вздохнул глубоко–глубоко, чувствуя, как сердце, принявшее удар колдуна, замирает в груди. Колдунья над ним что–то кричала, но ливетинец уже не слышал ее. Перед его остановившимся взором проносились пушистые облака.

М-да. Жилище.

Остроумно…

Больше бы подошло "Кощеево Царство", "Копчик Мира" или хотя бы "Чертово Захолустье". Потому как Жилищем назвать эту… это… блин! Ну, никак нельзя.

Василиса уныло брела за своим провожатым, предаваясь тоске и печали. Жнец доставил ее к убежищу колдунов ранним утром. Солнца только–только выкатились на небо и еще не успели толком оторваться от горизонта — сонные, румяные… Конь ступал по росистой траве, воздух был сладким, но зябким. И, надо сказать, Васька уже очень сильно мечтала оказаться в Жилище, потому что Жилище было домом. Ну, точнее она так решила, что раз Жилище, значит дом. Или замок какой–нибудь. Красота! Высокие каменные стены, башни, просторные залы, камин… Камин! Огонь! Тепло! Ну, просто, как в сказке. А она озябла, устала, проголодалась и отбила о седло все мягкое место. Хотя, какое оно теперь мягкое. Поди мозоль натерла…

Короткие ночевки под открытым небом, похлебка, которую Фирт варил на костре — все это, конечно, было очень романтично, но совершенно не в Василисином стиле. Во–первых, спать на жесткой земле, пускай даже и на меховой подстилке — удовольствие исключительно для туристо–походнико–мазохисто. Во–вторых, комары зажрали! В-третьих, бегать по нужде в кусты — это уж просто никуда не годится! Скорей бы приехать…

И вот, значит, Жилище.

Тьфу.

Сначала Лиска увидела скалу. И тут же заподозрила неладное. Тень от этой скалы упала на путников, словно черное крыло смерти. Потом девушка заметила в скале расщелину и ее нежная розовая мечта об уютном старом замке с камином и башенками издохла в страшных корчах. А уж когда из расщелины потянуло могильным холодом, Васька мигом поняла, что здесь — на свежем ветерке — ей очень даже уютно и комфортно, поэтому девушка повернулась к Фирту, вцепилась ему в рубаху и встряхнула: