Вопрос и ответ - Патрик Несс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То, что скрывал так долго…
О Бене…
Беспорядочный вихрь картинок…
Бен бежит по дороге навстречу ему…
Конь встает на дыбы…
Вываливаясь из седла, Дейви палит из винтовки…
Пуля летит в грудь Бена…
Бен, пошатываясь, скрывается в кустах…
Дейви слишком напуган, чтобы пойти за ним…
Дейви слишком напуган, чтобы сказать мне правду.
И я стал его единственным другом…
Я не хотел, говорит его Шум…
— Дейви…
Прости, думает он.
И вот она — правда, написанная в каждой его мысли…
Он просит прощения…
Искренне…
За все…
За Прентисстаун…
За Виолу…
За Бена…
За каждый проступок и дурное слово…
За то, что подвел отца…
И он смотрит на меня…
И умоляет…
Умоляет…
Как бутто я один на свете, кто может его простить…
Как бутто я в силе…
Тодд?
Пожалста…
А я только и могу выдавить, что его имя…
И боже, сколько страха и ужаса в его Шуме…
Это слишком…
Слишком…
И вдруг наступает тишина.
Дейви обмякает, глаза все еще открыты, все еще молят меня (клянусь!) о прощении.
Он больше не шевелится.
Дейви Прентисс умер.
— Ты спятил, — говорю я мэру, стоящему у меня за спиной.
— Нет, — отвечает он. — Вы были совершенно правы, вы оба. Никого нельзя любить так, чтобы его могли использовать против вас.
Солнце село, но небо еще розовое, город по-прежнему РЕВЕТ, а где-то вдалеке раздается очередной Бум! — «Ответ» приближается, и корабль уже наверняка сел. Может, даже открыл люк, и кто-нибудь: Симона Уоткин или Брэдли Тенч, люди, которых я знаю и которые знают меня, — выглядывает наружу, гадая, куда это они попали.
А Тодд встает на колени рядом с трупом Дейви Прентисса.
И поднимает глаза.
Его Шум клокочет и горит огнем, в нем слышны горе и стыд и ярость…
Тодд встает…
Поднимает винтовку…
Я вижу себя в его Шуме, мэра за моей спиной, его глаза ликующе сверкают, дуло винтовки уперлось мне в спину…
И я понимаю, что Тодд собрался делать.
— Давай, — говорю я, сердце уходит в пятки, но так надо так надо так надо…
Тодд подносит винтовку к глазам…
— Давай!
Мэр с силой пихает меня в спину, ноги пронзает острая боль, и я ничего не могу с собой поделать, крик сам срывается с губ, я падаю, падаю навстречу Тодду, навстречу земле…
И мэр опять это делает…
Опять использует меня против Тодда…
Потому что Тодд ничего не может с собой поделать…
Он кидается вперед, чтобы меня подхватить…
И мэр наносит удар.
Мозг взрывается, горит и ревет от боли: это никакая не оплеуха, это гораздо хуже, как бутто твою душу насквозь протыкают раскаленной кочергой. Как только я бросаюсь на помощь Виоле, мэр бьет меня Шумом с такой силой, что моя голова резко запрокидывается назад, а в ушах снова звенит голос мэра, и еще голос Виолы, и они хором твердят: ты ничтожество ничтожество ничтожество ничтожество…
Мы падаем и врезаемся друг в друга и ее макушка с хрустом выламывает мне зуб ты ничтожество ничтожество ничтожество и она со всего маху влетает мне в грудь а я сучу руками в воздухе и мы вместе валимся на ломаные камни вой сирены сносит мне крышу ты ничтожество ты ничтожество ты ничтожество и винтовка отлетает в сторону Виола падает на меня и кричит кричит мое имя но ее голоса почти не слышно она как бутто на другой стороне луны она говорит ты ничтожество и «Тодд!» ты ничтожество и «Тодд!!!» а я словно бы вижу ее из-под толщи воды она поднимается на руках чтобы меня защитить но мэр уже над нами замахивается винтовкой и бьет ее прикладом по затылку и она валится на бок…
И мой мозг кипит…
Мозг кипит…
Ты ничтожество ты ничтожество ничтожество ничтожество…
Я вижу как она закрывает глаза…
Я чувствую ее тело…
И я думаю: Виола…
ВИОЛА!
ВИОЛА!!!
И мэр вдруг отшатывается, точно ужаленный.
— Ух ты! — выдыхает он, тряся головой. Я моргаю, пытаясь прочистить гудящие мозги, и перед глазами наконец проясняется, а мысли на секунду приходят в порядок. — Говорю же, ты настоящий силач.
Глаза у него широко распахнуты и горят.
И он опять бьет меня Шумом.
Мои руки взлетают к ушам (пустые руки пустые винтовки нет) как бутто это поможет но нет в моей голове опять мэр он занимает всю мою душу так что от меня ничего ничего не остается ты ничтожество ничтожество ничтожество он подхватил мой собственный Шум и бросил его обратно в меня я словно бью самого себя кулаками ты ничтожество ничтожество ничтожество…
Виола, думаю я, но уже исчезаю, падаю в черноту, слабею, в голове грохочет…
Виола…
Виола, слышу я как будто бы со дна глубокого каньона. Голова болит, из нее течет кровь, лицо в пыли, глаза полуоткрыты, но ничего не видят…
Виола, доносится вновь.
Распахиваю глаза.
Тодд отползает, крепко зажмурившись и закрыв уши руками…
А мэр стоит над ним, и я слышу тот же Шум — лязгающий, ослепительный крик, летящий прямо в Тодда, и…
Виола — мое имя отчетливо звучит среди этого лязга.
Я открываю рот…
И кричу со всех сил…
— ТОДД!!! — доносится откудато сбоку.
Это она…
Она…
Она…
Живая!
Виола…
Виола…
ВИОЛА…
Тут надо мной кто-то охает, и в голове наступает райская тишина. Я открываю глаза и вижу шатающегося мэра, который одной рукой держится за ухо — тот же рефлекс, что у всех остальных…
У всех, кого атакуют Шумом.
ВИОЛА, снова думаю я, швыряя это слово прямо в мэра. Он пригибается и поднимает винтовку…