Сын цирка - Джон Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мартин переложил чемодан в другую руку, не желая ставить его на асфальт. Подобным признаком слабости он не только привлечет к себе бродящих рядом таксистов, но и, что главное, покажет свою плоть. Конечно, усталость от тяжелого чемодана совсем не то, что боль от ножных вериг, когда их правильно приладить на бедра. Она ничем не напоминала внезапную боль от удара кнутом по голой спине, когда перехватывает дыхание. Тем не менее Миллс с теплотой ощутил онемевшую от тяжелого чемодана руку, поскольку и чемодан напоминал о процессе формирования его личности, о поисках Божьего Промысла, о силе самоуничижения. На его старой коже по-латински было написано «NOSTRIS», что подразумевало «наша иезуитская жизнь», как ее называли в ордене иезуитов.
Чемодан был связан с двумя годами учебы в подготовительном колледже святого Алоиза, где в его комнате стоял стол, стул с ровной спинкой, кровать и невысокая деревянная скамеечка для коленопреклонения. Когда его губы зашевелились, чтобы произнести слово «нострис», то Мартин вспомнил маленький звоночек, извещавший о начале самобичевания. Он также вспомнил тридцать дней своего первого обета молчания. До сих пор Миллс черпал силы из опыта жизни тех двух лет: молись, брейся, работай, молчи, учись, молись. Он не совершил никакого особого подвига послушания, а лишь выполнял все требования о постоянной нищете, воздержании и послушании. Конечно, важно подчиняться тем, чье положение выше в церковной иерархии, однако еще важнее подчиняться правилам жизни в общине. Такие правила давали ему ощущение свободы. А в отношении подчинения Миллс чувствовал некоторую тревогу, так как бывший руководитель однажды упрекнул его за то, что Мартин больше подходил для монастыря, где порядки более строгие, наподобие тех, которым следуют картезианские монахи. Иезуиты же выполняют работу в миру. Они не являются «мирянами» в нашем понимании этого слова, но иезуиты также и не монахи.
— Я не монах, — громко сказал Миллс. Стоявшие рядом таксисты восприняли его возглас как призыв, и еще раз окружили Миллса толпой.
— Избегай мирской суеты, — предупредил себя он. Мартин с терпеливой улыбкой взирал на вопящих таксистов. Над его кроватью в колледже Святого Алоиза имелась латинская надпись, содержание которой можно было понять так: пусть сам постелит себе постель, даже если он священник (etiam si sacerdotes sint). Поэтому Миллс решил, что отправится в Бомбей самостоятельно.
Таксист выбран неверно
Среди таксистов лишь один выглядел достаточно сильным, чтобы поднять чемодан. Он был высокий и бородатый, со смуглой кожей и острым, агрессивно загнутым носом.
— Храм святого Игнатия, Мазагаон, — сказал Мартин таксисту, которого принял за студента университета, ночью подрабатывающего на машине. Подумав так, Миллс восхитился этим молодым человеком, который сам платит за обучение.
С дикими глазами парень взял чемодан и кинул его в такси. Все другие водители ожидали появления автомобиля «Амбассадор» с карликом-убийцей за рулем, никто и представить не мог, что инспектор Дхар опустится до поездки в обычном такси. В фильмах о полицейском инспекторе водителей такси всегда показывали отчаянными и сумасшедшими людьми.
Молодой таксист по имени Бахадур, взявший чемодан и наблюдавший, как Миллс садился на заднее сиденье, был настроен очень агрессивно. Его только что выгнали из школы обслуживающего персонала гостиниц за списывание на экзамене по подаче блюд на стол. Он передирал со шпаргалки легкий вопрос — обслуживание свадеб. Имя таксиста в переводе означало «храбрый» и только что по дороге в аэропорт этот храбрец увидел рекламные плакаты фильма «Инспектор Дхар и Башни Безмолвия», подвергшие испытанию чувство его лояльности к боссу. Бахадуру не нравилась профессия водителя, однако он испытывал благодарность к хозяину машин — Мирзе, а тот был этническим персом. Несомненно, новый фильм сильно оскорбит мистера Мирзу, поэтому Бахадур считал долгом чести показать, что бы чувствовал его босс.
Бахадур ненавидел все серии об инспекторе полиции и мечтал, что обиженные хиджры или проститутки-женщины убьют Инспектора Дхара. Таксист в общем не возражал против тенденции убивать знаменитых людей, поскольку полагал, что обычных людей обижает то, что лишь немногие из них становятся знаменитостями. Считая недостойной работу таксиста. Бахадур занялся ею лишь для того, чтобы доказать богатому дяде — он может «общаться с массами». Вдруг дядя пошлет его учиться в другую школу. Временная работа его не удовлетворяла, однако для Мирзы можно выполнять и худшую работу, поскольку он владеет частной таксомоторной компанией. В свободное от работы время Бахадур улучшал знание английского, заучивая вульгарные и богохульственные выражения. Он хотел знать их в совершенстве на случай встречи со знаменитым человеком.
Шофер знал, что репутация знаменитых людей часто дутая. Он слышал рассказы о том, насколько силен Инспектор Дхар, и даже о том, что он — спортсмен-штангист. Одного взгляда на тоненькие руки пассажира оказалось достаточно, чтобы доказать лживость слухов. Это не спортсмен-штангист, а всего лишь киношник со слабыми поджилками.
Бахадур любил ездить мимо киностудий, ожидая, что удача ему улыбнется и появится какая-нибудь актриса, пожелавшая сесть к нему в такси. Но однажды полицейский обвинил его в том, что он без дела здесь шляется. Бахадур подумал, надо е…ть всех киношников.
— Думаю, вы знаете, где находится миссия святого Игнатия. Там иезуитский приход, храм и колледж, — нервно произнес Миллс, когда машина тронулась.
Мартин искал какой-либо знак понимания во взгляде таксиста. Когда будущий священник увидел, что молодой человек наблюдает за ним в зеркало заднего вида, он сделал дружественный жест, который, по его предположению, являлся национальной традицией поведения индийцев. Он подмигнул таксисту.
Шофер подумал, что пассажир сделал ему нескромное предложение. Являлось ли оно простой попыткой установления более тесного контакта или было традиционным предложением гомосексуалиста? Теперь это уже не играло никакой роли, поскольку Бахадур принял решение. Инспектор Дхар не уйдет безнаказанным после ужасного фарса, в который он превратил жизнь города Бомбея. В полночь Дхар надумал поехать в храм Святого Игнатия? Что он там хочет делать? Молиться?
К тому, что казалось ему неестественным в Инспекторе Дхаре, таксист добавил еще одно: этот человек только прикидывается индийцем. На самом деле Инспектор Дхар — христианин!
— Предполагается, что вы — индиец, — сказал Бахадур иезуиту.
Мартина ужаснули эти слова. Он в этой стране впервые, но первая же стычка на религиозной почве случилась у него с первым же индийцем. Он знал: большинство индийцев здесь исповедуют буддизм.
— Ну… вы понимаете, люди всех вероисповеданий должны быть братьями, — приветливо ответил он.
— Я е…л твоего Христа и тебя вместе с ним, — холодно заметил таксист.
— Ну… ну… — сказал Мартин, который подумал, что, вероятно, есть ситуации, когда можно подмигивать, а есть моменты, когда делать этого нельзя.
Обращение проституток в другую веру
Такси неслось сквозь непроницаемый и зловещий мрак ночи, однако темнота никогда не смущала Мартина Миллса. В толпе он мог испытывать беспокойство, но не в ночном мраке — он его не страшил. Не предполагая, что ему угрожает какое-то насилие, миссионер размышлял о неосуществленной мечте средних веков отвоевать Иерусалим обратнодля христиан. Миллс представлял, что паломничество Игнатия Лойолы в Иерусалим сопровождалось постоянными опасностями и происшествиями. Его попытка завоевать Святую Землю провалилась и он был выслан из этой страны. Тем не менее Лойола продолжал горячо мечтать о спасении душ грешников. Цель жизни святого всегда состояла в выполнении воли Божией. Не является простым совпадением то, что книга «Упражнения духа» начинается с красочного показа ужасов ада. Боязнь Господа очищаюше воздействовала на его душу, и такое же влияние она оказывала всегда на Мартина Миллса. Человеку надо лишь следовать указаниям этой книги духа и содействовать развитию своего внутреннего зрения, чтобы в мистическом экстазе увидеть геенну огненную, и связь с Богом. Миссионер не сомневался: внутреннее зрение превосходит то, что человек видит глазами.