Прежде чем их повесят - Джо Аберкромби

— Хочешь, я его убью? — проворчал он на северном наречии.

— Если ты хоть пальцем тронешь кого-то из них, я… — Слова вылетели у Веста изо рта, прежде чем он успел придумать окончание фразы.

— Что ты?

— Я убью тебя!

А что еще он мог сказать? Он чувствовал себя мальчишкой, бросающим нелепые угрозы на школьном дворе. На чрезвычайно холодном и опасном школьном дворе, в лицо мальчику вдвое крупнее него.

Однако Доу только ухмыльнулся.

— Больно крутой у тебя норов для такого тщедушного человечка! И что это мы с тобой вдруг заговорили об убийствах? Уверен, что у тебя хватит на это пороху?

Вест изо всех сил старался казаться побольше, что не так-то просто, когда ты стоишь ниже по склону, а на плечи давит усталость. Но если ты хочешь разрядить опасную ситуацию, нельзя показывать свой страх, как бы ты себя ни чувствовал.

— Почему бы тебе не начать с меня? — Его голос звучал слабо и жалко даже для его собственного слуха.

— Может, так и сделаю.

— Только скажи мне, когда соберешься. Мне бы хотелось посмотреть.

— О, не беспокойся, — прохрипел Доу, отворачиваясь и сплевывая на землю. — Узнаешь, что время пришло, когда проснешься с перерезанной глоткой.

Он не спеша двинулся прочь, вверх по глинистому склону — не спеша, показывая, что не испугался. Весту очень хотелось бы сказать то же самое о себе. С колотящимся сердцем он побрел по лесу вслед за остальными. Упрямо переставляя ноги, миновал Ладислава, нагнал Катиль и пошел рядом с ней.

— Ты в порядке? — спросил он.

— Бывало и хуже. — Она оглядела его сверху донизу, — А вы?

Вест внезапно осознал, какой у него должен быть вид. Поверх грязного мундира он накинул старый мешок с прорезанными дырками для рук и туго перетянул его ремнем. За ремень был заткнут тяжелый меч, колотивший Веста по ноге. На трясущейся челюсти пробивалась щетина, которая ужасно чесалась, а цвет лица являл собой смесь ярко розового и трупно-серого оттенков. Он сунул ладони под мышки и грустно улыбнулся.

— Холодно.

— По вам видно. Наверное, все же стоило оставить плащ себе.

Вест помимо воли кивнул. Сквозь сосновые ветки он увидел спину Доу и откашлялся.

— Из них никто… не досаждает тебе?

— Досаждает?

— Ну, ты понимаешь, — неловко пояснил он, — женщина среди стольких мужчин… Они не привыкли к такому. Этот Доу так смотрит на тебя… Я бы не хотел…

— Это очень благородно с вашей стороны, полковник, но я не думаю, что вам стоит беспокоиться. Они ведь просто смотрят. И вряд ли позволят себе что-то большее, а со мной случались вещи и похуже.

— Что может быть хуже, чем это?

— В первом лагере, куда меня отправили, я приглянулась коменданту. То ли кожа у меня была еще гладкой после вольной жизни, то ли еще что, я не знаю. Он морил меня голодом, чтобы добиться своего. Пять дней держал без еды.

Вест вздрогнул.

— И этого хватило, чтобы он отказался от своих притязаний?

— Такие, как он, никогда не отказываются. Пять дней я голодала, а дальше не выдержала. В конце концов приходится делать то, чего от тебя требуют.

— Ты хочешь сказать…

— Приходится, ничего не попишешь. — Катиль пожала плечами. — Я не горжусь этим, но и не стыжусь. Ни гордостью, ни стыдом сыт не будешь. Об одном только жалею: о тех пяти днях, когда я голодала, а могла бы есть досыта. Приходится делать то, чего от тебя требуют. Кем бы ты ни был. Когда подступает голод… — Она снова пожала плечами.

— А как же твой отец?

— Пайк? — Она взглянула на изуродованного арестанта, шедшего впереди. — Он хороший человек, но мы с ним не родня. Я не знаю, что сталось с моей настоящей семьей. Скорее всего, разбрелись по Инглии, если еще живы.

— Так он…

— Если люди знают, что у тебя есть родственники, они ведут себя по-другому. Мы помогали друг другу, как могли. Если бы не Пайк, я бы до сих пор махала кувалдой в лагере.

— А теперь вместо этого наслаждаешься чудесной прогулкой.

— Ха! Спасибо и на том, что есть.

Она наклонила голову и ускорила шаг, устремившись вперед между деревьев. Вест смотрел ей вслед. Северянин сказал бы, что у нее есть хребет. Ее упрямо сжатые губы могли бы послужить уроком для Ладислава. Вест оглянулся через плечо на принца, с обиженной гримасой элегантно пробиравшегося по грязи, и вздохнул, выпустив облачко пара. Похоже, Ладиславу поздно учиться чему бы то ни было.

Жалкая трапеза — кусок черствого хлеба и чашка холодного варева. Тридуба не разрешил им развести костер, несмотря на мольбы Ладислава. Слишком много риска, что их заметят. Поэтому они сидели и тихо переговаривались в сгущавшемся сумраке, чуть в стороне от северян. Беседа помогала — хотя бы отвлекала от холода, ушибов и неприятных ощущений. Хотя бы не так стучали зубы.

— Пайк, ты вроде бы говорил, что сражался в Канте? На войне?

— Верно. Я был сержантом. — Пайк кивнул, его глаза заблестели посреди розовой каши лица. — Трудно поверить, что когда-то нам все время было жарко.

Вест невесело всхрапнул — это был самый близкий к смеху звук, какой он мог извлечь.

— И в каком подразделении ты служил?

— Первый кавалерийский полк личной королевской охраны под командованием полковника Глокты.

— Погоди, ведь это же мой полк!

— Ну да.

— Но я тебя не помню.

Бугры ожогов на лице Пайка задвигались. Вест подумал, что это, видимо, означало улыбку.

— Я в те времена выглядел немного иначе. Я-то вас помню. Как же, лейтенант Вест! Люди вас любили. Если у кого какое затруднение, всегда ходили к вам.

Вест вздохнул. В последнее время у него не очень-то получалось улаживать затруднения. Только создавать новые.

— Так как же ты оказался в лагере?

Пайк и Катиль переглянулись.

— Вообще-то в лагерях о таком не спрашивают.

— Ох… — Вест опустил взгляд и растер ладони. — Прости. Я не хотел тебя обидеть.

— Никаких обид. — Пайк хмыкнул и почесал бесформенную ноздрю. — Скажем так, я сделал кое-какие ошибки. На том и покончим. У вас, наверное, есть семья, они ждут вас?

Вест сморщился, крепко обхватил себя руками.

— У меня есть сестра. Там, в Адуе. Она… с ней все непросто.

Он решил, что на этом лучше остановиться.

— А у тебя?

— Была жена… Когда меня отправили сюда, она решила остаться там. Раньше я ненавидел ее за это, но знаете что? Не поручусь, что я на ее месте поступил бы по-другому.