Гражданская война в США. 1861-1865 - Кирилл Маль

Генерал Ли, объехав утром свои позиции, остался в общем доволен возведенными укреплениями, но приказал на всякий случай сделать их еще более надежными. Тогда, несмотря на усталость от многомильного марша и ночных земляных работ, конфедераты снова взялись за лопаты, и к вечеру их оборонительные позиции приняли практически законченный вид. Теперь это были уже не прежние стрелковые ячейки, соединенные перемычкой и защищенные обычным земляным бруствером, а настоящие долговременные укрепления, способные выдержать как атаки пехоты, так и артиллерийский огонь. Траншеи были углублены так, чтобы даже высокий человек мог скрыться в них с головой, и усилены изнутри бревнами. Поверх земляного бруствера южане также положили бревна в качестве дополнительной защиты [377] против винтовочного огня. Под бревнами были сделаны узкие щели амбразур, через которые засевшие в окопах пехотинцы могли вести огонь, не подставляя себя под выстрелы неприятеля. Подступы к этой весьма внушительной линии прикрывались засеками, устроенными в нескольких сотнях ярдов впереди. Они представляли собой поваленные деревья с заостренными ветвями, торчавшими в сторону неприятеля, как иглы дикобраза. Позади же линии окопов артиллеристы оборудовали батарейные позиции и разместили на них свои пушки, чтобы накрывать все подходы перекрестным огнем. Наконец, для защиты от анфиладного огня были образованы траверсы, т. е. солидные земляные насыпи, или брустверы, отходящие назад от основной линии под прямым углом. Конфедераты насыпали их с такой частотой, что сверху позиции напоминали частую гребенку.

Впрочем, оборонительные линии Северовирджинской армии не были лишены и некоторых слабостей. Южане закладывали их в спешке, да к тому же еще и ночью, и потому очертания траншей получились неровными, с большим количеством выступов и углов. Самый крупный из них был образован в центре позиции и сверху напоминал огромную дугу, за что конфедераты назвали его Подковой мула. Однако такая подкова не могла принести Северовирджинской армии удачу. Напротив, как с должным основанием считали военные инженеры, она была самым слабым местом в возведенной оборонительной линии, поскольку могла подвергаться атакам сразу с двух, а то и с трех сторон.

Роберт Ли, военный инженер по специальности, конечно, знал эту нехитрую истину не хуже своих офицеров. Однако выпрямление Подковы, т. е. закладка новой линии траншей требовала, во-первых, дополнительного труда и без того уставших солдат-южан, а во-вторых, времени, которого на войне всегда не хватает. Ли слишком дорого ценил как то, так и другое, и решил оставить все, так есть. В конце концов Подкова была занята 2-м корпусом Юэлла, солдаты которого считались питомцами и наследниками Джексона Каменная Стена, и, как любил говаривать этот генерал, они иногда могли и не взять позиции неприятеля, но уступить врагу свои — никогда. Поэтому Ли ограничился лишь тем, что приказал поставить [378] внутри Подковы несколько артиллерийских батарей, до известной степени компенсировав уязвимость этого пункта, Улисс Грант сначала не знал всех слабостей обороны южан. Даже тщательная рекогносцировка местности не всегда позволяла с большой точностью определить основные очертания неприятельской линии, а учитывая то, что штабная [379] работа в Потомакской армии всегда велась из рук вон плохо, с уверенностью можно сказать, что такая рекогносцировка и не проводилась. В результате за плохую организацию пришлось расплачиваться простому солдату: чтобы нащупать уязвимые места в линии траншей Северовирджинской армии, Грант решил 10 мая предпринять несколько пробных атак, естественно, сопряженных с большими жертвами.

Первым разведку боем было поручено провести генералу Хенкоку и его солдатам. Еще вечером 9 мая он с тремя дивизиями своего корпуса двинулся на крайнюю правую оконечность линии северян, собираясь попытать счастья на левом крыле противника. Но южане заметили перемещение крупных масс неприятельской пехоты, и генерал Ли направил ей наперерез дивизию Хита из корпуса Хилла. Утром 10 мая в районе 9.30 она неожиданно атаковала дивизию Френсиса Берлоу и в ходе короткого боя сильно ее потрепала, захватив даже одно орудие. Несмотря на это, атака корпуса Хенкока все же состоялась. В 11 часов утра три его дивизии бросились в атаку на левый фланг конфедератов, где их ждала всего одна дивизия Филдса. Но меткость стрельбы южан и сила их укреплений были таковы, что и ее одной оказалось достаточно для отражения натиска втрое превосходящих сил врага. После короткого боя они ретировались, не добившись успеха и оставив на подступах к траншеям несколько сот убитых и раненых.

Новая атака, предпринятая чуть позже, около 3 часов пополудни, также оказалась безрезультатной. Северяне, атаковавшие на этот раз левое крыло 1-го корпуса ближе центру, преуспели только в том, что доставили своим врагам дополнительное снаряжение и оружие. После того, как атакующие части в замешательстве отступили, конфедераты вылезли из своих укреплений и подобрали винтовки и патронные сумки убитых янки.

И только третья попытка найти критическую точку в позиции южан увенчалась частичным успехом. В тот день северяне почти одержали победу благодаря талантам пехотного полковника по фамилии Аптон.

В 1864 году Эмори Аптон был одним из самых юных офицеров Потомакской армии: ему едва исполнилось 24 года. [380] В 1856 году он поступил в Вест-Пойнт, где отличился блестящими знаниями и научным складом ума. Вскоре после начала гражданской войны Антон закончил академию восьмым в своем выпуске и поступил на службу в артиллерию. Впрочем, как и многие другие офицеры этого элитного рода войск, он вскоре был с повышением переведен в пехоту и возглавил 121-й Нью-йоркский полк. Знания и научное мышление и здесь помогли ему завоевать авторитет у подчиненных и начальства. К 1864 году Аптон уже был командиром 2-й бригады 1-й дивизии 6-го армейского корпуса, хотя по-прежнему оставался в чине полковника.

Стремительный карьерный рост совсем не вскружил голову юному бригадиру, что, принимая во внимание его воспитание, было невозможно. Аптон родился в Огайо в протестантской семье и вырос на традиционных пуританско-аболюционистских ценностях. С юных лет он тщательно заботился о своем нравственном и физическом здоровье и даже отказывался спать на подушках, опасаясь, что от этого его плечи станут круглыми и покатыми.

К войне, или, вернее, к тому, как она ведется, Аптон относился весьма критично. Особенно он был недоволен федеральным генералитетом, который, по его словам, командовал лучшими войсками в мире, но совершенно не умел с ними обращаться. «Я никогда не слышал, чтобы наши генералы пробормотали хотя бы одно подбадривающее слово до или после сражения, — писал Аптон. — Я никогда не видел, чтобы они объезжали линии и говорили каждому полку, что он удерживает важную позицию и что от него ждут, что он будет стоять до последнего. Я никогда не слышал от них призывов, в которых говорилось бы о любви каждого солдата к своему знамени или о патриотизме. Мне также не приходилось видеть, чтобы генерал благодарил свои войска после боя за проявленную ими доблесть».

Наконец, в мае 1864 года Антону представился случай самому продемонстрировать армии, как именно следует обращаться с «лучшими войсками в мире». Тщательно изучив местность в центре неприятельских позиций, напротив которой стояла его бригада, молодой полковник обратился к вышестоящему командованию с собственным планом прорыва [381] обороны южан. Этот план, как и следовало ожидать, был основан на научном подходе, и, должно быть, именно этим он понравился дивизионному и корпусному начальству. Аптон предлагал ударить по самому слабому участку неприятельских траншей (по Подкове мула) с запада, и, овладев частью линии окопов, двинуть затем в атаку дивизии с соседних участков, чтобы довершить прорыв.