Григорий Распутин. Тайны «великого старца» - Владимир Хрусталев

По воспоминаниям начальника Морского управления штаба Царской Ставки в Могилеве капитана 1-го ранга А.Д. Бубнова: «В самом начале июня (по новому стилю. – В.Х.) войска генерала Брусилова стремительно атаковали австрийцев в районе Луцка и принудили их к поспешному отступлению. Так началось Брусиловское наступление 1916 г.

Брусиловское наступление, сопровождавшееся прорывом австрийского фронта в нескольких местах, развивалось столь успешно, что уже в конце июля можно было надеяться достигнуть результатов, имеющих решающее влияние на весь ход войны. Однако нам этого не удалось, с одной стороны, потому, что к этому времени мы не успели сосредоточить на Юго-Западном фронте достаточно боевых припасов для операции таких размеров, с другой – потому что австрийские части были заменены свежими немецкими войсками, и в начале августа наступление было окончено.

Хотя это наступление и не достигло решающих для всей войны результатов (на которые мы в его начале и не рассчитывали), поставленная цель, т.е. спасение Италии, была выполнена. Кроме того, выявилась столь значительная степень потери боеспособности и сопротивляемости австрийской армии, что в успехе готовящегося в марте 1917 г. решающего наступления мы не сомневались». (Бубнов А.Д. В Царской Ставке. М., 2002. С. 99–100.)

Великая княгиня Мария Павловна (младшая), переболевшая воспалением легких, по-прежнему работала в госпитале недалеко от Пскова и позднее делилась воспоминаниями об этом периоде времени, о настроении простого народа в провинции: «Им казалось, что война тянется слишком долго, они даже не помнили, когда она началась, и не могли представить, что она когда-нибудь закончится. Они знали, что мы воюем с германцами, но об Антанте если и слышали, то забыли.

По воскресеньям и праздникам на службу приходила целая толпа старых мужиков и крестьянок. Они приходили пешком или приезжали в телегах, запряженных тощими лошаденками. Монастырский двор заполняли яркие платки и, несмотря на жару, тулупы. После службы они собирались группами и разговаривали, почесывая шеи и грызя семечки. Иногда я подходила к ним и слушала их разговоры о войне. Иногда я даже пыталась объяснить им, что происходит на фронте. Они ничего не знали о внутренней политике или Думе, да это их и не интересовало, но каким-то загадочным образом они узнавали самые нелепые слухи о царе. Как правило, это были байки и анекдоты с множеством подробностей и диалогов, и рассказывали они их без всякой злобы или осуждения. Ход их мыслей был созвучен со старой поговоркой: “Хороший царь, да недобрый псарь”.

Они рассказывали, как царь, приехав на фронт, прощал провинившихся солдат, награждал других по заслугам и наказывал военачальников за несправедливое отношение к людям. Эти истории нравились им гораздо больше, чем мои объяснения смысла войны и деятельности далекой Антанты. Все это было недоступно их пониманию.

С другой стороны, они уверенно ждали раздела земли после войны, считая, что землю, на которой они работают, нужно отобрать у землевладельцев и отдать им.

Глядя на них, слушая их разговоры, я часто испытывала нечто похожее на страх. Миллионы крестьян по всей России, думала я, рассуждают подобным образом. Они не желают нам зла; но ни мы, ни правительство, ни общество, возглавляемое интеллигенцией, не в силах изменить это непреклонное, инстинктивное убеждение преобладающего большинства нашего населения. Мы не смогли понять психологии крестьян, не попытались просветить их, а теперь уже слишком поздно.

Где-то далеко спорили партии, созывались собрания, говорили речи члены Думы, отстранялись министры, плели интриги различные группировки. Но народ ничего об этом не знал, о народе никто и не думал.

Так я размышляла летом 1916 года. И даже сейчас, когда я пишу эти строки, уверена, положение русских крестьян не изменилось». (Воспоминания великой княгини Марии Павловны. М., 2003. С. 211–212.)

Государь напряженно занимался в Ставке государственными делами и просматривал многие официальные документы. Среди них письменный доклад Б.В. Штюрмера от 7 июня 1916 г. о деятельности Государственной Думы и необходимости ее роспуска. В докладе сообщалось: «Государственная Дума, возобновившая свои занятия 16 мая, за первые 21 день дала всего 4 заседания, при участии в каждом от 150 до 200 членов из общего их числа в 414 человек. Начиная с 7 июня Государственная Дума имеет в виду устраивать от 4 до 5 заседаний в неделю. Для сего на руководителей отдельных фракций возложена обязанность всеми мерами удерживать своих сочленов в Петрограде.

Задача так называемого «Прогрессивного блока», опирающегося на большинство Думы, сводится к проведению теперь же, в летнюю сессию, главнейших законопроектов прогрессивной программы. А именно законопроекта об отмене всех правовых ограничений для крестьян, проекта земской реформы, проекта изменений городового положения, проекта нового закона об обществах и союзах, проекта положения о Земском и Городском всероссийских союзах, как учреждениях, которые действовали бы не только во время, но и после войны, и притом вне надзора со стороны правительства.

Каждый из означенных законопроектов интересует так называемый «Прогрессивный блок» не столько по существу, сколько с точки зрения возможности внушать с думской кафедры обществу, что Государственная Дума исполнена лучших намерений, но что она не в состоянии ничего практически осуществить, ибо правительство, опасаясь вообще всяких преобразований, ведет постоянную борьбу с прогрессивными течениями общественной мысли.

В действительности же каждый из этих проектов построен на началах, столь не совместимых ни с историей, ни с практикой, ни с духом русского законодательства, что если бы каким-либо образом проекты эти получили силу закона, страна очутилась бы в положении совершенно безысходном.

При образовании постоянно действующих всероссийских земского и городского союзов на основе проекта Думы в России оказались бы два правительства, из которых правительство общественное, действуя на средства государственного казначейства, было бы независимо не только от государственной власти, но и вообще от государства. При изменениях земского строя, предложенных Думою, земские учреждения из органов местного хозяйства, осуществляемого под надзором правительственной власти, обратились бы в органы местного управления, независимые от власти. При реформе городового строя на основаниях, предлагаемых Думой, городская жизнь во всем ее хозяйственном и административном целом отдавалась бы в полное распоряжение адвокатов, журналистов, техников и иных наименее устойчивых слоев городского населения.

Такого же характера думский законопроект и о правах крестьян. В основе его лежит указ Вашего Императорского Величества от 5 октября 1906 г., проведенный в порядке ст. 87 основных законов и засим внесенный на общем основании в Думу. В течение восьми лет Государственная Дума, обсуждая его в различных комиссиях, не находила для него окончательной редакции, что показывает, как мало она им интересовалась. В настоящее же время в связи с войной, когда, казалось бы, наоборот следует проявлять особливую осторожность в вопросах, способных обострять противоречие классовых интересов, Государственная Дума выдвинула законопроект на первое место и, приступив к его рассмотрению, с первых же речей, произнесенных с думской кафедры, внесла в свои суждения едва ли допустимую страстность, временами переходящую в резкие призывы крестьянских масс против дворянства как высшего в государстве сословия. Один из ораторов, член Думы Керенский, речь которого была разрешена председателем Думы к опубликованию, заявил, что в течение десяти лет, считая с 1906 г., когда был обнародован обсуждаемый указ, правительство вообще и дворяне в частности “экспроприировали, грабили и расхищали крестьянские земли”. В той же речи говорилось о дворянстве и правительстве как о “земщине и опричине”, причем говорится, что как десять лет тому назад, так и теперь эти две группы “разрушали и разрушают страну”.