Птичка на тонкой ветке - Феликс Петрович Эльдемуров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
"— Помоги мне!.."
Их пальцы, и левой и правой рук мягко ласкали струны. Сейчас не особенно громкая, странная и в тоже время глубокая, завораживающая, сопровождающая все их чувства, мелодия лилась в ночи…
И вдруг взорвалась!
"— И чего же ты хочешь, чего желаешь? — загремели басовые струны под ее пальцами. — Неужели ты думаешь, что мне так легко взять и придти к тебе? К тебе, который давал клятвы верности другой?"
И… выжидательный пропуск в нотах. В этом месте женщина ожидает ответа на заданный вопрос… Но ведь ожидает! Она желает узнать причину! Не бросает сразу!
Их пальцы заплясали вместе — и слева, на грифе лютни, и справа, на открытых струнах. Их пальцы стремились порвать эти злосчастные струны, били и терзали их аккордами, прорываясь сквозь них как сквозь решетку темницы, навстречу друг другу…
В ней взыграл кентавр:
"— Если ты и дальше будешь вспоминать про эту предавшую тебя потаскуху со стеклянными глазами — я… я не знаю, что с нею сделаю. Я вырву ей волосы и выцарапаю когтями глаза! я спляшу на ее костях! Я буду наслаждаться ее предсмертными воплями! я затопчу ее копытами в землю! я испражнюсь на это место!.."
"— Погоди, погоди, — успокаивал он, — зачем так жестоко? Знаешь, у меня странное отношение к ней, сейчас. Знаешь, я почему-то НЕ ХОЧУ убить ее…"
"— Как это?" — не поняла она.
"— Ну, она мне стала почему-то совершенно безразлична. Как не была совсем. Ни страсти, ни ненависти я к ней не испытываю. Во мне угасли чувства. Пустота в душе…"
"— И потому ты приходишь ко мне?"
"— Это другое, моя принцесса, это совсем другое. Знаешь, я очень боюсь причинить тебе боль, я почему-то очень боюсь услышать твой болезненный вскрик, когда…"
"— Неужели грозный сэр Бертран остановится перед такой мелочью?" — усмехнулась она.
"— Боюсь, теперь я уже не сэр Бертран…"
Наступила небольшая пауза. Мелодия вновь обратилась в томную, тягучую, выжидательную, облачную как мавританское небо…
"— А я и ни на что и не претендую… — попытался вставить он, и лишь после того удивился: как это? или я действительно сам только что сказал это, и я отныне — не сэр Бертран де Борн?!!"
"— А чего вы, собственно, от меня добиваетесь? — взрокотали струны лютни, и их звуки прорвались неожиданным и безжалостным камнепадом с вершины горы. — Любви? Изысканной ночки с наследной принцессой страны Таро? Или так, попросту поманить и оставить, как случалось у вас со многими? Учтите, вы меня плохо знаете, досточтимый сэр!.."
И снова ожидали от него ответа.
"— Гр-р! — вознегодовали они же, теперь у него под рукой. — Поверьте или не поверьте, сейчас я… я даже не знаю, но!!! Я буду танцевать с вами этот танец до утра, коли будет на то ваше высочайшее соизволение, а потом, если вы того захотите — и всю вашу и мою жизнь, ибо мне некуда идти, и я тоже дурак, призвал вашу милость к себе, на свою голову, а теперь у меня ничего не желает рифмоваться, и я стремлюсь к тебе, и пусть даже ты оторвешь мне голову как делает самка богомола со своим ухажером, чтобы зачать от него детей, но я не в силах более никуда идти, прими же меня таким, как я есть!.."
Далее в партитуре почти целиком шли острые сплошные удары пальцев и костяшек пальцев о кузов лютни. Две их правые руки неистово и люто плясали друг подле друга, временами касаясь струн и оглушая аккордами ночную тишину, а то и вновь принимаясь кружиться в бешеном танце…
Молитвы, мольбы, угрозы, обвинения, оправдания, объяснения и новые, и новые мольбы и молитвы, и просьбы, и жалобные вскрики и всхлипы, и суровые окрики, и вздохи примирения, и позы, и резкие движения, и замирания, и новый, и все новый бешеный, непримиримый танец…
Он нарастал, вбирая их в себя как безумие, как буря, а их руки, с нарастающими, неуклонными, следующими нотной записи движениями костяшек и кончиков пальцев, стремились, наконец, к разрешению этого разговора. Ударил последний аккорд, и эхо затихающих звуков прошумело за ним…
После чего леди Исидора решительно прижала струны ладонью:
— Господин мой, — произнесла она негромко, но отчётливо, — ведь я вас ни к чему не обязываю!
Их глаза встретились. Он заметил… слёзы в её глазах и почувствовал, что по его щекам катятся такие же слёзы. Он вдруг понял: всё, всё, хватит, не надо больше сдерживать себя… свободен, свободен, свободен!
И, вслед за тем, они решительно устремились навстречу друг другу, и влажно сомкнулись их губы…
"Лунный свет падал на левую руку молодой графини. Усталая и счастливая, она радовалась наступившему покою. Она была обнажена… Любовь хранила её счастье, которому не было границ…"[33] — эти строки, поскрипывая пером, заносил в эту ночь в свою будущую книгу Рыцарь Кубка, сэр Линтул Зорох Жлосс.
Глава 17 (36) — Западня
Баптиста:
"Есть к музыке способность у нее?"
Гортензио:
"Она скорей способна быть солдатом,
Копьё ей надо в руки, а не лютню!"
1
— Госпожа, госпожа?..
— Что тебе, Ахискала?
— К вам какой-то человек! Говорит, что он от господина де Трайнака, и говорит, что вам пора, госпожа!
— В такую рань?.. Хорошо, скажи: я сейчас выйду.
— Разбудить господина Бертрана?
— Пусть спит… Хотя, вот что. Позови отца.
— Слушаюсь, моя госпожа.
— Миура! Воды для умывания. И помоги одеться. Да-да, это платье, а ещё разыщи-ка мне мантию подлиннее. Да, красная как раз подойдёт…
Солнечные часы, сооружённые в центре лагеря умелым Леонтием, показывали шесть, когда принцесса Исидора, свежая и улыбающаяся, задорно сияя глазками, вышла к ограде, за которой её поджидали человек в одежде герольда и двое сопровождавших его всадников.
— Ой! — всплеснула ладонями она. — Вы действительно за мной?
— Господин де Трайнак… — развернул пергамент герольд, — извещает вас, что вы, как избранная Королева Любви и Красоты…
— Ой! — повторила она.
— Ваше избрание предполагает, что нынешний день до полудня вы, согласно своей почётной обязанности, должны будете посвятить посещению города Лимож и его окрестности, включая арену состязаний… Сейчас же я, по своей прямой обязанности, должен проводить ваше величество до западных ворот города, откуда вы торжественно проследуете через весь город до его восточных ворот…
— "Ваше величество"? Ой, как здорово! Как здорово! — захлопала в ладоши Исидора.
И, склонив задумчиво голову,