Пятый свидетель - Майкл Коннелли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это был торжественный момент, и зал снова замер в мертвой тишине, которая на сей раз длилась не меньше минуты.
— Очень хорошо, — наконец произнес судья. — Думаю, никто из нас не ожидал, что удастся достичь конечной точки так скоро. Мистер Холлер, вы готовы начать представление дела стороной защиты?
Я встал:
— Да, ваша честь, защита готова.
Судья кивнул. Похоже, он до сих пор не оправился от шока, вызванного решением защиты признать улику, указывающую на то, что на туфле обвиняемой найдена кровь жертвы.
— Тогда мы отправимся на перерыв немного раньше срока, — сказал он. — А когда вернемся, приступим к этапу защиты.
39
Если тактика защиты на последних стадиях прокурорского представления дела чрезвычайно всех удивила, то, с точки зрения несведущего наблюдателя, ее первый шаг на пути собственного изложения материалов оказался ничуть не менее ошарашивающим и даже вызывающим сомнения в компетентности адвоката. Когда после перерыва все снова заняли свои места, я вышел на трибуну и огорошил суд еще одним «Что за черт?».
— Защита вызывает обвиняемую Лайзу Треммел.
Судье пришлось призвать присутствовавших к тишине, когда моя клиентка шла к свидетельскому боксу, потому что по залу прокатился гул перешептываний и возгласов. Удивительным было уже само по себе то, что она выступит свидетельницей по собственному делу. А уж то, что она будет выступать первой, и вовсе шокировало. Общепринятое мнение состоит в том, что адвокаты защиты не любят выставлять своих клиентов в качестве свидетелей. Считается, что в этом случае риск непропорционален шансу на успех. Никогда нельзя заранее знать наверняка, что скажет твой клиент, поскольку ты никогда до конца не веришь тому, что он говорил тебе прежде. А быть пойманным хоть раз на лжи, произнесенной под присягой перед лицом двенадцати человек, призванных решить вопрос о твоей виновности или невиновности, равнозначно катастрофе.
Но в нынешнем деле все было иначе. Лайза Треммел никогда не колебалась, заявляя о своей невиновности. Она ни разу не попыталась увильнуть от прямого ответа, когда речь заходила об уликах против нее. И она никогда даже отдаленно не допускала мысли ни о каком соглашении. Учитывая все это, а также в свете открывшейся связи между Гербом Дэлом и Луисом Оппарицио я несколько изменил свое мнение о ней по сравнению с моментом начала суда. Она настаивала на том, чтобы лично заявить присяжным о своей невиновности, и накануне вечером мне пришло в голову, что нужно дать ей такую возможность при первом удобном случае, то есть она должна стать моим первым свидетелем.
Произнося клятву, обвиняемая едва заметно улыбалась. Кому-то эта улыбка могла показаться неуместной. Поэтому, как только она уселась на место, и ее имя было занесено в протокол, я сразу же спросил:
— Лайза, я заметил, что, произнося клятву говорить только правду, вы слегка улыбались. Почему вы улыбались?
— Ой, знаете, это нервы. И облегчение.
— Облегчение?
— Да, облегчение. Наконец-то у меня появилась возможность высказаться. Сказать правду.
Неплохое начало. Я быстро провел ее через стандартный перечень вопросов: кто она, чем зарабатывала на жизнь, каково ее семейное положение, а также коснулся вопроса о состоянии дел с ее правом собственности на дом.
— Вы знали жертву этого чудовищного преступления, Митчелла Бондуранта?
— Знала ли я его? Нет. Знала ли я о нем? Да.
— Что вы имеете в виду?
— Дело в том, что в последний год или около того, когда у меня начались неприятности с выплатой ипотеки, я видела его. Раза два я ходила в банк, чтобы обсудить с ним мое дело. Меня ни разу к нему не допустили, но я видела его. Внутренняя стена его кабинета сплошь состоит из стекла. Похоже на насмешку: я могла его видеть, но не могла с ним поговорить.
Я украдкой взглянул на присяжных. Не то чтобы кто-то из них сочувственно кивнул, но Лайзин ответ и картинка, нарисованная моей клиенткой, явно произвели нужное впечатление: банкир, отгородившийся стеклянной стеной от обездоленных и бесправных.
— Видели ли вы его еще где-нибудь?
— Утром в день убийства. Я видела его в кофейне. Он стоял в очереди сзади, через два человека от меня. Именно из-за этого и возникла путаница, когда я говорила с детективами. Они спросили меня про мистера Бондуранта, а я как раз в то утро его видела. Но я не знала, что он мертв, и не понимала, почему меня спрашивают об убийстве, сам факт которого мне не был известен.
Пока все шло хорошо. Она разыгрывала роль в точном соответствии с тем, как мы ее задумали и отрепетировали, — всегда упоминая о жертве с полным уважением, чтобы не сказать сочувствием.
— В то утро вы разговаривали с мистером Бондурантом?
— Нет, не разговаривала. Боялась, что он решит, будто я его подкарауливала, и обратится в суд. Кроме того, вы же меня предупредили, чтобы я избегала каких бы то ни было встреч или конфронтации со служащими банка. Так что я быстренько взяла свой кофе и ушла.
— Лайза, вы убили мистера Бондуранта?
— Нет! Разумеется, нет!
— Вы подкрались к нему сзади с молотком, взятым в своем гараже, и нанесли ему по голове удар такой силы, что он умер прежде, чем успел упасть на пол?
— Нет, я ничего такого не делала!
— Вы ударили его по голове еще два раза, когда он уже лежал на земле?
— Нет!
Я сделал паузу, якобы просматривая свои записи. Мне было нужно, чтобы ее многократно повторенные «нет!» эхом прозвучали в зале и в голове каждого присяжного.
— Лайза, вы приобрели немалую известность, борясь за сохранение права собственности на свой дом, не так ли?
— Я не стремилась к известности. Я просто хотела сохранить дом для себя и своего сына и делала то, что считала правильным, но это привлекло к себе большое внимание.
— Для банка такое внимание было нежелательным, верно?
Фриман заявила протест: мол, я задаю Треммел вопрос, на который она не компетентна ответить. Судья принял ее возражение и велел мне спрашивать о чем-нибудь другом.
— Настал момент, когда банк решил положить конец вашей протестной деятельности, не так ли?
— Да, меня вызвали в суд и выдали запретительный судебный приказ: мне больше не разрешалось протестовать перед банком, поэтому я перешла к зданию суда.
— И к вам стали присоединяться люди?
— Да, я открыла веб-сайт, и сотни людей — таких же, как я, тех, над кем нависла угроза лишиться дома, — присоединились ко мне.
— Вы стали весьма заметной фигурой как лидер этой группы, правильно?
— Наверное. Но я никогда не стремилась привлечь внимание к себе. Мы лишь хотели показать всем, что происходит, какие мошенничества они совершают, чтобы отобрать у людей дома, кооперативные квартиры и прочее.