Красотки из Бель-Эйр - Кэтрин Стоун

– А еще я мечтала, что стану прекрасной актрисой и буду играть главную роль в одном из твоих фильмов.

– В кейсе под всеми юридическими документами лежит сценарий фильма, который я собираюсь снимать в своем поместье будущей весной. Когда я увидел твою Джулию, я понял, что ты идеально подходишь на главную роль. Я собирался позвонить тебе… думал, понадобится напоминать, кто я такой… а потом появилась эта колонка «Все, что блестит».

– Какое-то время я не буду играть. Я хочу побыть с Бобби.

– Бобби очень повезло, что ты ее мать, – тихо проговорил Лоренс. – Если ты захочешь сниматься, Уинтер, Бобби может быть с тобой. На время съемок вы обе поселитесь с моей семьей в Лорелхерсте. Моя жена Маргарет полюбит и тебя, и Бобби. А моих сыновей вы обе очаруете. Мой двенадцатилетний потребует новых анализов крови, потому что захочет, чтобы ты была его сестрой. А шестилетний тоже потребует, чтобы доказать, что ты ему не сестра, – тогда он сможет на тебе жениться.

Уинтер легко рассмеялась, но Лоренс заметил в ее глазах надежду.

– Я не твой отец, Уинтер, – печально напомнил ей Лоренс. – Анализы были абсолютно достоверными.

– Но мы так похожи!

– Да. И мы очень любили друг друга. – Лоренс тихо сказал то, чего никогда никому не говорил: – Когда Маргарет была беременна, я втайне надеялся, что это будет не девочка. Я всегда считал тебя своей дочерью. Я не хотел заменять тебя.

Лоренс, Уинтер и Бобби провели день вместе. Когда осеннее небо стали заволакивать сумерки, Уинтер согласилась вместе с Бобби провести Рождество в Лорелхерсте. Еще она решила прочесть сценарий фильма, который привез с собой Лоренс.

– Мы вместе сделаем и другие фильмы, Уинтер, – заверил ее Лоренс. – А пока просмотри эту роль и помни, что во время съемок ты не будешь оторвана от Бобби.

– Хорошо. Спасибо тебе. – Уинтер на мгновение нахмурилась. – А что мы будем делать с прессой?

– Думаю, надо сказать им правду.

– Ты хочешь рассказать обо всем Ванессе Гоулд, ты зол на нее? – спросила Уинтер.

– Да нет… Ванесса просто кипела от негодования из-за брошенной девочки. Ты знала, что в ночь твоего рождения она пришла в больницу?

– Нет.

– Может, именно поэтому она была так удивлена – и разгневана, – что я исчез из твоей жизни. Когда я говорил с ней в ту ночь, уверен, она видела, как я тебя люблю. Я вполне готов рассказать Ванессе всю историю.

Уинтер сделала два звонка. Первый – заинтригованной и изумленной Ванессе Гоулд. Уинтер не стала вдаваться в подробности по телефону, а просто сказала, что Лоренс хотел бы с ней встретиться и объясниться. Ванесса ответила просто:

– Отлично. Где угодно. Когда угодно.

Потом Уинтер позвонила Патриции Фитцджеральд, потому что Эллисон, вероятно, как раз приземлялась в Нью-Йорке и потому что Бобби все еще была секретом. Патриция сказала, что она будет рада посидеть со своей названой внучкой.

Поговорив, Уинтер подумала о настоящей бабушке Бобби – Роберте Стивенс, чьи добрые глаза лучились, когда она говорила о внуках, и о Жаклин, у которой было волшебство и любовь – любовь Уинтер, любовь Лоренса, – но которая неистово искала большего.

Лоренс увидел, как погрустнело красивое лицо Уинтер.

– Уинтер?

– Я не хочу, чтобы мама выглядела злодейкой. Может, так и есть, но я действительно ее люблю.

Лоренс задумчиво кивнул.

– Хорошо, Уинтер, – негромко произнес он, преклоняясь перед ее великодушием, несмотря на боль, причиненную ей Жаклин. – Я тоже этого не хочу. Мы скажем Ванессе, что все это было ужасным недоразумением.

– Это и было ужасное недоразумение. И…

Уинтер охватила буря эмоций. У них с Лоренсом появился еще один шанс. Им с Лоренсом повезло. А Жаклин?

– И? – тихо спросил Лоренс.

– Больше всех потеряла она.

– Здравствуй, Оладья, – приветствовала возбужденный комок светлой шерсти Эллисон, войдя в квартиру Питера в десять вечера в пятницу. Питер был в театре. – Как твои дела? Идем, поможешь мне распаковать вещи.

С этим Эллисон справилась быстро. В Нью-Йорке у нее была одежда, точно так же как и у Питера в Лос-Анджелесе. До ноября всего полтора месяца, с улыбкой подумала Эллисон.

– Через полтора месяца, Оладья, ты снова станешь калифорнийской девочкой. Что скажешь на это?

Судя по вилянию всего тела, такая перспектива была Оладье весьма по вкусу.

– Мне тоже это очень нравится. – Эллисон рассмеялась. – Как насчет чашки чая?

Заварив чай, Эллисон уселась на темный диван, расцвеченный бархатными подушками пастельных тонов. Оладья свернулась клубочком у нее в ногах на собственной подушке, а Эллисон включила телевизор посмотреть новости.

«Сегодня Париж был повергнут в ужас террористическим актом. Семеро вооруженных мужчин захватили канадское посольство. Пока ни одна из организаций не взяла на себя ответственность за это, однако в настоящее время четыре человека удерживаются в заложниках. Трое из них – канадцы, все они военные. Четвертая заложница, чей паспорт, переданный террористами журналистам, вы видите на экране, американская гражданка. Эмили Руссо является внештатным фотографом и живет в Париже».

– Только не это! – При виде фотографии Эмили у Эллисон перехватило дыхание.

Это были краткие новости. Эллисон пощелкала по другим каналам, но подробностей было мало. Эмили пришла в посольство, чтобы сделать фотографии нового посла Канады во Франции. По неизвестным причинам ее не выпустили вместе с персоналом и другими женщинами, находившимися в здании во время захвата. В одном из выпусков делалось предположение, что Эмили задержали, потому что она американка, но при этом было замечено, что нескольких мужчин-американцев выпустили.

Эллисон почувствовала свою полную беспомощность и непреодолимую потребность что-то сделать или найти кого-нибудь, кто мог что-то сделать.

Здесь может помочь Роб. У Роба есть связи в мире журналистики, и он очень заботился об Эмили. В Лос-Анджелесе сейчас половина восьмого. Эллисон позвонила в справочную службу. Уже записывая номер, она поняла, что это телефон редакции «Портрета». Домашний номер Роба в списках не значился.

Зато там значился телефон Элейн Кингсли. Элейн была дома.

– Элейн. Это Эллисон Фитцджеральд. Роб у вас?

– Роб? Нет. – «Роба нет у меня уже несколько месяцев», – печально подумала Элейн. Она была все еще удивлена тем, что случилось, не знала, почему вдруг все разрушилось. Роб был спокоен, говорил извиняющимся тоном, но твердо: «Все кончено, Элейн. Прости…» и казался при этом таким же удивленным, как и она.

– Он не появится у вас?

– Нет.

– Элейн, мне нужно переговорить с Робом. Не могли бы вы дать мне его домашний номер?