Сто дней во власти безумия. Руандийский геноцид 1994 г. - Иван Кривушин

Вопрос о деятельности МООНПР не сходил с повестки дня с самого начала руандийского кризиса. Как известно, 7 и 8 апреля бельгийская дипломатия настаивала на расширении мандата и увеличении численности ооновского контингента в Руанде, поскольку ей было необходимо добиться от ООН разрешения на участие бельгийских миротворцев в операциях по защите и эвакуации своих сограждан. В то же время в кабинете уже в первые дни кризиса распространились настроения в пользу прекращения участия Бельгии в МООНПР. «Когда вечером 7 апреля мы начали представлять себе ситуацию, – свидетельствует министр обороны Лео Делькруа, – общее мнение правительства было: вывести войска». По утверждению премьер-министра, это намерение «было четко сформулировано» 10 апреля. 11 апреля, выступая перед нижней палатой парламента, он заявил, что «условий для сохранения присутствия бельгийских войск больше не существует». 12 апреля на утреннем заседании правительство поручило Класу поставить вопрос перед ООН о «…продолжении участия бельгийских военнослужащих в МООНПР, исходя из того, что Арушские соглашения не соблюдаются и общие условия операции Объединенных Наций не выполняются». «В настоящее время, – решили министры, – МООНПР утратила свой смысл, а расширение мандата и увеличение военных сил – это малореалистичные варианты. Объединенные Нации должны довольствоваться ролью наблюдателя, ожидая лучших времен»[1137].

Днем 12 апреля Клас встретился в Бонне с Бутросом-Гали, которому изложил новую позицию Бельгии, сославшись, помимо прочего, на угрозу жизни миротворцев и на царящий в Руанде «антибельгийский климат»[1138]. Что касается реакции Генерального секретаря, то оба участника встречи описали ее совершенно по-разному. Клас сообщил правительству, что Бутрос-Гали поддержал точку зрения бельгийцев, заявив: «Я разделяю вашу оценку»[1139]. Однако Генеральный секретарь ООН в 1996 г. представил совсем иную версию: «Я высказал мое несогласие и попросил, чтобы бельгийские военнослужащие хотя бы оставили в Руанде свое тяжелое вооружение, чтобы его могли использовать другие контингенты МООНПР»[1140].

В тот же день, 12 апреля, Брюссель информировал о своем намерении Вашингтон. Целью пребывания сил ООН в Руанде было наблюдение за выполнением Арушских соглашений, говорилось в телеграмме бельгийского МИДа, но эти соглашения теперь похоронены. « для Бельгии очевидно, что продолжение операции МООНПР стало нецелесообразным. Таким образом об участии Бельгии в операции МООНПР-2, расширенной или сохраненной в ее нынешнем формате, не может быть и речи. Со своей стороны, Бельгия желает как можно скорее вывести свой контингент «голубых касок» из Руанды, ибо она серьезно трамвирована событиями (убийство 10 солдат) и ныне ее граждане находятся там в особой опасности из-за пропаганды одной экстремистской политической фракции»[1141].

Инициатива Бельгии оказалась в полном соответствии с настроениями американской дипломатии. 11 апреля на совещании в Госдепе у заместителя госсекретаря Строуба Тэлбота под влиянием известий о гибели бельгийских миротворцев и массовой эвакуации иностранных граждан было принято решение рекомендовать СБ вывести все силы ООН из Руанды[1142]. Поэтому Вашингтон выразил полную поддержку позиции Бельгии: «США разделяет точку зрения тех стран, которые выделили войска и которые желают их отозвать»[1143].

Заполучив столь влиятельного союзника, бельгийская дипломатия с 13 апреля расширяет свою задачу: она стремится не только как можно скорее эвакуировать своих миротворцев из Руанды, но также побудить ООН осуществить полный вывод оттуда всех «голубых касок». Правительство поручает МИДу «интенсифицировать дипломатические усилия, чтобы добиться прекращения мандата»[1144]. Клас сообщает Уоррену Кристоферу: «Мы уходим, но мы не хотим, чтобы выглядело так, будто мы уходим одни»[1145], и просит его поддержать в ООН предложение о ликвидации МООНПР; госсекретарь дает соответствующее обещание. Клас также пытается найти поддержку бельгийской инициативы у государств – членов СБ и стран – «поставщиков» воинских контингентов для МООНПР. Бельгийские дипломаты в Нью-Йорке развивают необыкновенную активность: они осуществляют демарши перед представителями государств – постоянных членов СБ и Испании, имевшей в то время статус непостоянного члена. Нотердаме выступает на совещании стран, отправивших своих военнослужащих в Руанду. Кроме того, он официально извещает о позиции Брюсселя Председателя СБ: «Очевидно, что в этих условиях продолжение операции МООНПР стало бессмысленным в рамках ее настоящего мандата. В любом случае сохранение присутствия бельгийского контингента подвергает его неприемлемому риску …необходимо безотлагательно прекратить деятельность МООНПР»[1146].

Однако Бутрос-Гали спутал бельгийцам все карты. В своем письме Китингу от 13 апреля он полностью переложил ответственность за решение о ликвидации МООНПР и его гуманитарные последствия на Брюссель: «Он [Клас] информировал меня, что правительство Бельгии решило вывести как можно скорее свой контингент, входящий в состав МООНПР. В свете решения правительства Бельгии я считаю, что будет крайне трудным для МООНПР эффективно выполнять свои задачи… станет невозможным, если бельгийский контингент не будет заменен другим, столь же хорошо оснащенным, или если правительство Бельгии не пересмотрит своего решения… В этих обстоятельствах я попросил моего специального представителя и командующего силами подготовить планы по выводу МООНПР, если это окажется необходимым, и отправить мне свои предложения по этому поводу»[1147]. 14 апреля во время консультаций в СБ Алваро де Сото, старший политический советник Бутроса-Гали, сообщил о несогласии своего шефа с идеей ликвидации МООНПР: Генеральный секретарь считал, что этот вариант «не может быть рекомендован и не является осуществимым»[1148]. «По сути дела, – свидетельствует заместитель Нотердаме Алексис Брухнс, – Секретариат Объединенных Наций исходил из идеи временного провала мирного процесса и полагал, что прекращение огня, возобновление переговоров между сторонами и возвращение на Арушские рельсы оставались возможными; ради этого и нужно было остаться. В Бельгии же считали, что этот шанс был упущен и дело шло к эскалации столкновений»[1149].