Зимний излом. Том 2. Яд Минувшего. Часть 1 - Вера Камша

— В таком случае вы, граф, прожили в бреду всю свою сознательную жизнь, — предположил Спрут, — иначе с чего бы вам более сорока лет называть себя бароном. Господин Первый маршал, я пришлю вам кэналлийского. В вашем состоянии оно необходимо.

— У вас осталось кэналлийское? — пошутил Берхайм. — Теперь понятно, почему вы никого не принимаете.

— Я в трауре, — напомнил Придд, — и не только я.

— Конечно, — Маркус натянул на физиономию скорбное выражение, — все мы потеряли близких. Я лишился дяди, но нет победы без потерь.

— С этим трудно спорить, — согласился Придд, — хотя лично я не назвал бы Дору победой.

— Монсеньор Эпинэ. — Кортней был озабочен, как Клемент, пытающийся влезть в сахарницу. — Вы плохо выглядите, не стоит подвергать себя риску.

— Я не могу допустить, чтоб из-за меня перенесли процесс. — Если его не перенесут, он заболеет. Серьезно заболеет. Смертельно.

— О, господин Первый маршал, — гуэций избавился от венка, но след на лбу остался, — впереди сущие пустяки — заслушать показания Штанцлера и свидетелей защиты, буде таковые объявятся, и выяснить, где меч Раканов. Вы смело можете не появляться. Самое позднее к полудню все закончится, и я тотчас же отбуду с докладом во дворец. Приезжайте прямо туда. Высокий Суд собирается в три часа пополудни, к этому времени вы будете знать все.

Не хочет допрашивать Штанцлера в присутствии Эпинэ, а придется. Старому мерзавцу полезно лишний раз вспомнить о пистолете…

— Вы очень любезны. Если лекарь посоветует мне остаться в постели, не стану с ним спорить.

— Это разумное решение, — обрадовался гуэций, — ваше здоровье принадлежит Талигойе.

— Вне всякого сомнения, — подтвердил Спрут. — Герцог, вам следует немедленно отправиться домой и лечь.

— Вы правы, сударь. Господа, прошу меня простить.

Как же здесь холодно, чего удивляться, что фрески пошли плесенью, но в Нохе никаких пятен нет, они были только во сне. Плесень, спящий всадник, девочка за его спиной…

«Папенька, я выбрала!..» Щербатая улыбка, глаза-светляки, бледный язык облизывает губы — в Алати тоже была она! Как он мог забыть?! Взлетающую Лауренсию, два сцепившихся огня, бешеную скачку помнил, а оскалившаяся дрянь соскользнула с памяти, как вода с вощеной тряпки.

— Что-то случилось? Вам не нужна помощь?

— Скажите, Валентин, вам не попадалась на глаза девочка лет шести, щербатая, в короне и со шрамами вот здесь? — Робер коснулся щеки и только тут сообразил, что несет. — Вам, вероятно, кажется, я брежу.

— Неприятный ребенок. — Повелитель Волн и не подумал удивиться. — Мои люди пытались ее поймать, но она сбежала.

— Где вы ее видели?

— В Доре, — задумчиво произнес Валентин, — у фонтана. Ей там было не место.

Значит, хотя бы в Доре маленькая гадина не была бредом… Если только Спрут не издевается, хотя откуда ему знать?

— Вы ее хорошо запомнили?

— Даже слишком. — На породистом лице мелькнула гадливость. — Чудовищный костюм и чудовищное создание… Признаться, я рад, что вы о ней заговорили. Это доказывает, что я нахожусь в здравом уме и твердой памяти, а ведь одеяния судей свидетельствуют об обратном.

— Вы правы, — попробовал улыбнуться Эпинэ и неожиданно для себя добавил: — Сударь, могу я попросить вас об одной любезности?

— Разумеется.

— Не задевайте герцога Окделла. По крайней мере, пока не закончится суд. Ричард находится в непростом положении…

— Вы не находите, что оно несколько проще положения, в котором оказался его эр? — Глаза Придда были ледяными. — Хорошо, я обещаю до вынесения приговора не разговаривать с Повелителем Скал сверх необходимого. Тем более это не трудно, меня сейчас занимают вещи, весьма далекие от терзаний герцога Окделла, если, конечно, он терзается.

— Ему тяжело, — зачем-то повторил Эпинэ и торопливо добавил: — Я благодарен вам за великодушие.

— Право, не стоит, — заверил Придд, — всегда рад оказать вам любезность.

Груда писем и прошений ждала монаршего внимания, но Альдо и не думал их разбирать. Он сидел за столом, вертя в руках нож для бумаг, и о чем-то сосредоточенно думал. Розоватые валмонские свечи заливали кабинет теплым сказочным сиянием, превращая мраморные угловые фигуры в живые тела. Особенно хороша была змеехвостая девушка с виноградной гроздью в словно бы светящейся руке. Дикон улыбнулся и невольно тронул орден Найери. Древние любили изображать возлюбленных в виде спутников богов. Что бы сказала Катари, увидев себя крылатой? Робер говорит, ей хорошо у Левия, но аббатство не место для одинокой молодой женщины.

Катари и раньше слишком много думала о Создателе, теперь это становится опасным. Эти ее слова о долге и верность проклятому Фердинанду порождены эсператизмом, а Левий только раздувает огонь. Катарину нужно у него забрать, но не раньше, чем улягутся разговоры о казни. Сейчас Ноха для королевы самое безопасное место, но к весне Робер должен взять кузину к себе.

— Значит, Алва больше не кусается. — Сюзерен, скорее всего, заговорил сам с собой, но юноша ответил:

— Почти нет… После Фердинанда он почти не спорит… Альдо, жаль ты не видел это ничтожество! Ты не представляешь…

— Представляю. — Альдо отбросил нож и с хрустом потянулся. — Жаль, я сразу не показал Ворону его Оллара, не пришлось бы возиться с послами.

— Экстерриор говорит, они успокоились, — напомнил Ричард.

— Они-то успокоились, — скривился сюзерен, — я — нет. Гайифа предала империю, дриксенцы и вовсе пришли из-за моря, а теперь «павлины» с «гусями» разевают клюв на потомка богов. Гайифский сморчок поучает анакса, как какой-то ментор, а я вынужден слушать! Как же, союзники, кошки их раздери…

— Мы их сами раздерем! — выпалил Дик. — Помнишь, как «павлинов» разбили при Каделе? Мокрое место осталось.

— Гайифа воюет золотом, а не сталью, — лицо сюзерена прояснилось, — но вера в победу — это полпобеды. Представляешь, как нам обрадуются в Паоне?

— Уж не так, как Джастину Придду, — хмыкнул юноша.

— Ричард, — Альдо вновь помрачнел, — ваша вражда начинает меня утомлять. Сколько раз тебе говорить, нас слишком мало! К тому же Придду есть чем тебе ответить.

— Чем? — не выдержал юноша, хотя сюзерен был прав. — Напомнит про Ричарда и Джеральда? После них был Эгмонт!

— Нет, напомнит твою службу Ворону, которую легче объяснить по-гайифски, чем по-гальтарски. Вспоминая Джастина, ты бьешь себя.

— Альдо! — Мир обернулся кривым зеркалом и разлетелся на сотни кривляющихся лиловых осколков. — Это ложь! Ты же знаешь… Я…

— Я знаю. И Робер, и Рокслеи, и даже Придд, но ты жил у Ворона. Если Джастин — любовник кэналлийца, почему таковым не можешь быть ты? Я сегодня зря сослался на твои слова о невиновности Ворона. Ты можешь быть уверен, что Суза-Муза не вывернет твое заступничество наизнанку, а после этого не займется уже нашей дружбой? Болтунам нужна не правда, а сплетня, так что про Джастина забудь. Это приказ. Понял?