Идеалист - Владимир Григорьевич Корнилов

каждого поцелуя. Внизу, по тротуару, прогуливался в пиджаке старого покроя и соломенной шляпе кто-то из дедушек, держа на поводке лопоухого спаниеля. Девушка в лёгком летнем плащике спешила куда-то, постукивая каблуками туфель, на ходу поправляя распущенные по плечам волосы.

Была здесь другая, обычная жизнь, в чём-то созвучная настроению Алексея Ивановича, и шёл он по переулку, хотя и опираясь утомлённо на незаменимую свою палочку, тёплое чувство сопереживания людям, живущим за стенами этих крепких довоенных домов, не оставляло его.

Вдруг он остановился, не сразу поверив тому, что услышал: в раскрытом на втором этаже окне звучала песня, которую он нёс в себе, уходя от Арсения Георгиевича. Кто-то и здесь, в тихом переулке, в незнакомом доме, внимал голосу трагичного тысяча девятьсот сорок первого года:

Вставай, страна огромная

Вставай на смертный бой…

Алексей Иванович стоял в сумеречном московском переулке, слушал, думал: «Вот, дорогой Арсений Георгиевич! Не одни мы помним о войне! Кто-то и здесь тревожится о победе!»..

В почувственной обеспокоенности, с неясным ощущением вины перед людьми, по-разному живущими за этими окнами и одинаково ожидающими счастья даже от нынешней несуразно извернувшейся жизни, шёл он по ночному, с давних времён знакомому переулку. Шёл, всё ускоряя тяжёлые свои шаги. И беспокойство от неясной вины своей перед людьми с каждым шагом ощущал всё острее.

Из личных записей А. И. Полянина…

«Я мыслю…

Кто-то, когда-то напишет философские трактаты о разном понимании Добра и Зла, о Дикости и Человечности, о Справедливости и антиподе её – всё и вся разрушающей Корысти.

Кто-то, когда-то, умудрённый жизнью своей, опытом жизни многих, создаст ещё одну великую Книгу Бытия, и мудрость этой Книги в каком-то из веков приведёт людей к сознанию единой сути жизни человеческой. Через осознание её Справедливость и утвердится на земле.

А пока жизнь вся в движении, пульсирует, как не знающая покоя солнечная плазма. И яростная сшибка разномыслей, сшибка противоположных нравственных понятий громоздит в человечестве хаос, разъединяет умы, земли, народы.

И всё-таки, как ни велик прямо-таки глобальный охват этой сшибки сознаний, сотрясающих ноосферу, познаём мы разность нравственных начал по самым малым, самым будничным их проявлениям. Ибо вся сложность, вся огромность бытия сопряжена Единым Законом и равно действует он и во Вселенной и в невидимом, далеко ещё не разгаданном микромире Атома. И каждый из живущих на Земле пробивается к сознанию высшей нравственности опытом своей жизни, на малом, как бы атомном уровне, в будничных взаимоотношениях с другими людьми. Именно здесь познаётся Человек в человеке, именно здесь, утверждается он. Без всеобщего очеловечивания мир вряд ли выйдет из хаоса и потрясений.

Итак, о человеческом в человеке в мире каждодневного бытия.

Было это лет пятнадцать тому назад. Возвращались мы вместе с Зойченькой из малой поездки по старой лесной дороге. На ремонтируемом участке был объезд, как водится, необустроенный, размятый тяжёлыми машинами. Да ещё ливневая тучка недавно омыла дорогу и окрестности. Машинешка наша безнадёжно буксовала в цепких грязевых колеях. В концеконцов, задом съехала в канаву. Мотор заглох, на все попытки завести не отзывался даже короткой вспышкой. Аккумулятор прокручивал коленвал, бензин в карбюратор поступал, на свечах сверкала искра, в самом моторе – на живинки!..

Вот положение: дорога пуста, безлюдье, вот-вот накроет землю холодная сентябрьская ночь. Можно, конечно, дождаться утра и в машине, но в радость ли продрожать ночь в лёгких курточках!

Молча переживал я техническое бессилие своего ума. Тут ещё и Зоя отяжелила душу, с чисто женской логикой поспешила во всём обвинить меня. Потом и сама приуныла. Я понимал её: утром на работу, а до города ещё километров тридцать пути!.. В общем-то, микромир будней, а не в нём ли человек проявляет себя?!..

В глубине леса появился одинокий, запоздалый грузовик, стал пробиваться по объездной дороге. С натужным воем мотора, прополз мимо, расшвыривая ошмётки грязи, наконец выбрался, уже вдалеке, на твёрдую дорогу. Зоя в углубившейся безнадёжности произнесла свой приговор:

- Для всех чужие беды – это чужие беды…

Честно говоря, я тоже ждал от водителя грузовика хотя бы словесного сочувствия. Уткнувшись под открытый капот мотора, я всё ещё пытался разгадать скрытые в жиклёрах и проводах капризы техники.

- Чем могу помочь? – услышал за спиной спокойный голос. Крепенький мужичок, какой-то весь по-деревенски ладный, стоял у машины, вопросительно на меня глядя.

- Да, вот… - ответил я, смущаясь только что бывшим во мне мыслям.

Руки незнакомого мне человека потянулись к мотору. Явившийся помощник повторил весь путь моих поисков, - мотор не отзывался. Стемнело. От аккумулятора протянули лампочку. Уже второй час, даже в прохладной ночи, мы измученно отирали потевшие лбы. Наконец, постояв в задумчивости, человек склонился к трубе.

- Всё ясно, - сказал с облегчением, выковыривая из выхлопной трубы тугую глиняную пробку, - машина, сползая в канаву, концом трубы ткнулась в землю.

Мотор заработал.

- Пробивайтесь объездом. Я погожу. Тут и с работающим движком не вдруг вылезешь – только и сказал тот человек в ответ на мою благодарность.

Долгих два часа провозился совершенно незнакомый мне человек у моей машины. Что подвигнуло его отозваться на чужую беду при своих дорожных и всех прочих заботах?!. Теперь об иных временах, о нравственности иной, и на том же уровне дорожных будней.

Ехали мы с Зоей в соседний областной центр на проводы нашего государственного издательства, отплывающего в стихию коммерции. Сто вёрст по прилично заасфальтированному шоссе – путь, не рождающий особых беспокойств. Мы не торопились, давали обгонять себя всем нетерпеливым водителям, и ни мало не завидовали тем, кто имел лучшие и более быстрые машины. Ехали спокойно, в нас ещё жила вера в незыблемость Законов дорожного движения.

Где-то на половине пути, впереди, на прямой, далеко обозреваемой дороге, увиделось какое-то непонятное смятение. На пологом спуске обозначился пока ещё необычный для наших мест, чёрный лимузин. Руки на руле почему-то сразу напряглись, взгляд и ум насторожились. Иномарка, похоже, вызывающий ныне всеобщее поклонение «Мерседес», как будто раздутый выпуклостями корпуса, блеском стёкол и молдингов, покрокодильи припав брюхом к асфальту, выставив в хищном оскале мощный бампер, стремительно приближался.

Неслась машина по самой середине шоссе, не обращая внимания на всё, что двигалось ей навстречу, неслась вызывающе, нагло, ни на сантиметр не отклоняясь от избранного прямолинейного пути. Тот, кто сидел там, внутри, совершенно был уверен в том, что на свей дороге не найдётся никого, кто посмел бы не уступить его