Паутина - Пол Дж. Макоули

Я узнал все это от Маркоса Панамы на следующий же день. Он приехал в больницу следом за машиной «скорой помощи» и умудрился на минуту проникнуть ко мне в отделение неотложной хирургии. Я дал ему телефонный номер, поскольку был уверен, что мне предстоит умереть.

— Я дозвонился по тому номеру, — сказал он мне при следующей нашей встрече.

— Что она сказала?

— Она назвала тебя дураком. Как ты себя чувствуешь?

Врачи изъяли пулю из селезенки и удалили раздробленные ребра. Кожа непрерывно зудела под повязкой, туго стянувшей мне грудь.

— Лучше некуда, — ответил я. — А как насчет другого?

— Я счастлив, что ты отдал это мне, а не позволил забрать полиции.

— Информации необходима свобода.

— Ну, конечно, — серьезно проговорил Маркос. Он явился ко мне в изящном оливковом костюме и белой рубашке с открытым воротом. Выглядел он теперь на десять лет старше. — Ты не особенно похож на знакомых мне полицейских.

— Мне это твердят все кому не лень. Я начинаю склоняться к мысли, что это правда.

— Выпустить информацию на свободу — это храбрый поступок. Людям понравилось играть с камерами. Кроме того, у твоего правительства серьезные проблемы.

— Пока они не залатают дыру в АРЭСН.

— Говорят, что систему скоро отключат, чтобы заменить все чипы. Большая неприятность для компании, которая их произвела.

Я следил за новостями по телевизору в углу моей маленькой палаты. Там имелось несколько сотен каналов, большей частью местных либо из США, но был и новостной канал «Би-би-си уорлд сервис». Акции «Моботехнологии» резко упали. Шли разговоры о передаче компании государству, о правительственном расследовании. Энтони Бут предпочел отпустить на свободу убийцу Софи, чтобы спасти свое детище. И за это я вынес смертный приговор холодному, безразличному разуму.

— Человек, который владеет компанией, заслуживает всего, что на него обрушилось, — сказал я Маркосу.

— Тебе тоже грозят неприятности, — отозвался он. — Но, наверное, я смогу тебе немного помочь.

— Вряд ли ты признаешься, на кого работаешь? У него хватило приличия покраснеть.

— Маркос, ведь тебя даже не арестовали. Ты явно работаешь на кого-то, у кого есть влияние. И не ври, будто ты вычислил Наццаро по его мобильному телефону. За ним непрерывно велось наблюдение, верно? На случай, если он приведет к Барри Дину.

— Но ведь так оно и вышло.

— Кто ты, Маркос? Ты работаешь в полиции или разведке?

— Я всего лишь скромный правительственный служащий. Ваши компьютерные гении любят хвастаться контактами с дикими сумасшедшими кубинскими хакерами, а мы храним информацию, предоставляем им доступ к серверам, к системам шифрования данных, ко всему, что так по-дурацки запрещает ваше правительство.

— Наверное, я должен злиться на тебя за то, что ты меня использовал.

Маркос одарил меня своей мирной и приветливой улыбкой.

— Ты использовал меня, я использовал тебя. Мы оба получили то, что хотели.

— Милая ситуация! Знать бы об этом раньше…

Мне не хотелось спрашивать, не надеялся ли он, случайно, что Барри Дин меня шлепнет.

— В любом случае теперь все это ничего не значит. Дело сделано. Все стороны удовлетворены. Вот, — сказал Маркос Панама и водрузил на кровать пластиковый пакет. — Я принес тебе книги.

С полдюжины древних, пожалуй, дореволюционных книг. В бумажных переплетах, с оторванными корешками — детективы, полные романтического обмана, истории со счастливым концом и нравственным содержанием. Я рассмеялся. Стало больно. Тут же пришлось объяснять Маркосу, почему я смеюсь.

У дверей моей отдельной палаты нес вахту полицейский, и через несколько часов после ухода Маркоса я услышал, как дежурный с кем-то разговаривает. Человек, которого ко мне пропустили, был молод, высок и белокур, с развязными пошлыми манерами и челкой, спадавшей на голубые глаза. Его фамилия была Хоторн. Он назвался атташе торгпредства Евросоюза. Сказал, что пришел поболтать.

— Почему бы и нет? — ответил я. — Мне нечего скрывать. Хоторн сел у постели, поглядел на меня и покачал головой.

— Полагаю, вы знаете, что чудовищно оскандалились, — начал он.

— Это зависит от точки зрения. Каково ваше мнение, мистер Хоторн?

— По десятибалльной шкале вы заработали верные одиннадцать баллов. На днях мои сотрудники потребуют от вас подробного объяснения, но если вы можете изложить свою точку зрения прямо сейчас, я позабочусь, чтобы она была отражена в отчете.

— И какая роль мне уготована? Героя или разбойника? Хоторн отбросил со лба непокорную светлую челку.

— Я бы сказал, пятьдесят на пятьдесят, учитывая все обстоятельства.

Я не сомневался, что небрежность его манер искусно отработана.

— Против меня выдвигаются какие-нибудь обвинения?

— Вы по-прежнему временно отстранены от должности. И боюсь, вам предстоит дисциплинарное слушание.

— Это если я вернусь в Англию.

— Я хотел бы надеяться, что вернетесь. Уверен, это можно урегулировать, но, откровенно говоря, это не по моей части.

— А что по вашей части?

— Я пришел послушать, что вы можете сказать о себе.

— И вы выслушаете меня без предубеждения?

— Я выслушаю вас, как человек человека, — ответил Хоторн. — Это все, что я могу обещать.

— Налейте мне стакан воды, — попросил я.

Я рассказал ему, как Барри Дин убил Софи Бут руками своего тюремного приятеля Крэйга Стивенса и что они забрали из ее квартиры. Как в союзе с Дэмиеном Наццаро они пытались шантажировать Энтони Бута. Как Стивене убил подружку Наццаро и как Дин попытался провернуть сделку через Ибрагима Иснагу.

— Главное, что меня волнует — как именно информация о бреши в «красной линии» просочилась в мир, — сказал Хоторн. — Она гуляет по всей сети. Рушатся все системы наблюдения, где были использованы чипы «красной линии», ибо тьма-тьмущая хакеров и просто любопытных хулиганов пытается подчинить себе камеры. Теперь многие лица краснее самой линии.

— Особенно лицо Энтони Бута.

— Да, ему скоро придется ответить на непростые вопросы, и огласка отнюдь не обернулась благом для его компании. Между тем, как я понимаю, АРЭСН необходимо демонтировать, и каждый чип «красной линии» придется заменить во всех камерах слежения… Колоссальная работа.

— Возможно, стоило бы оставить все как есть, — предложил я. — Пусть бы детище Энтони Бута жило и росло. Пусть бы все наблюдали друг за другом.

— Что ж, в идеальном мире это могло бы стать интересным экспериментом. Но вы не ответили на вопрос, каким же образом информация просочилась в сеть.