Горячий след - Олег Верещагин

— Хорошо, — искренне сказал Олег.

— Мальчишки, — умоляюще сказала Саша, появляясь в дверях на лестницу, — мальчишки, мы вам воды принесли, попейте, пожалуйста…

А снизу уже поднимался за девчонками офицер-уррв — и ещё один, и ещё… У всех троих были изумлённо-благодарные лица.

* * *

Пришедший офицер был другим — не тем, что появлялся раньше. Глядя на него, Олег вспомнил когда-то где-то читанные (или слышанные?) строки: «И коня нет — убили коня. И папахи нет — пропала папаха. И сабли нет — сломалась сабля. Да и сам-то стоит — шатается…»[41]

— В губе стоймо барррказа, — уррв показал рукой для верности. — То про вас естем. Идти до губы, уплывать, плыть. Вы герррои естем, — он говорил искренне. — Вам място. Чест. Ане бррррзо.

Последнее слово он почти прорычал, не глядя на молчащих женщин и детей вокруг.

И Олег тоже не мог на них глядеть…

Они были и на берегу, тут и там — много. И тоже в основном… нет, Олег не мог про них думать «самки» и «детёныши». В основном это были женщины и дети. Слышалось поскуливанье, но большинство молчали и провожали глазами идущих от машины людей. Олег ощутил, как Данилка вцепился в его руку и прошептал:

— Я не могу на них смотреть… мне страшно… мы уплывём, а они останутся…

— Молчи, — сказал Олег. И сам отвёл глаза — один малыш, стоя возле своей матери, тянул её за руку к трапу баркаса, но она только качала верхней частью тела и поглаживала ребёнка по спине. А, увидев Олега, кивнула ему, и в глазах было понимание.

— Я не поплыву, — вдруг сказал Артур, останавливаясь.

— Да, точно, — Саша, казалось, ждала этого. — Пусть заберут Данилу, Машку, Тимку, Борьку и Ольку…

— Что?! — возмутилась Томилина.

— Не тебя, — отмахнулась Саша. — И… этих, — она не стала называть имён, только безотносительно махнула головой. — А на наши места пусть сажают своих детей и женщин. Хотя бы… столько.

— Правильно, — кивнул Максим. — А мы сделаем плот и попробуем подрейфовать отсюда.

— Не поплыву я никуда, — отрезал Борька. — Что я вам — груз, что ли, особо ценный?

— И я не поплыву без Саши и без Бориски! — закричала Олька. Борька побагровел.

— Я тоже не поплыву, — тихо сказал Данилка. — Мне их очень жалко, я не хочу так…

— Надо вместе, мальчишки, — сказала Томилина. — Только вместе. Как-никак, но вместе…

— Да поймите вы! — крикнул Олег. — Заклинило меня! Не могу я вас обратно переправить! Ничего не могу! Вон, даже Марата найти не смог!

— Ну и тем более, — рассудительно сказал Кирилл. — Чего тогда правда делиться? Что тут, что на катере, что на плоту — везде можем погибнуть…

А Артур уже махнул рукой уррву около трапа:

— Офицер! Офицер, это… грузите своих, сколько сможете — и отваливайте, — он сопровождал свои слова жестами, уррв что-то рычал и тявкал в ответ, явно отказываясь, но потом вздохнул и скомандовал тем, кто ждал на берегу.

Люди отошли в сторону и встали тесной кучкой. Олег не сказал бы за остальных, но сам он не ощущал страха или тоски. Скорее было ощущение правильности происходящего.

Мимо шли женщины и дети. Их взгляды скользили по лицам людей. Нет, всех не возьмут на баркас. Но кто-то всё-таки спасётся…

— Ладно, — буркнул Юрка, — пошли строить плот, что ли?

* * *

Сашка долго скребла котелком по дну кувшина. Ёжилась, словно на холодном ветру, что-то бормотала…

Остальные смотрели. Одиннадцать пар глаз. Лишь Макс, сидя на «условном носу» со скрещенными ногами, глядел в другую сторону — в море.

— Ничего нет, — сказала Сашка.

Олег знал, что она сейчас ответит, но внезапно на миг возненавидел её за этот ответ.

Плыли двадцать второй день.

В первые два дня, не особо ограничивая себя, путешественники поневоле выдули кувшин воды — были почти уверены, что кто-никто их подберёт. И потом поздновато опомнились… Короче, к исходу десятого дня оставался один из подобранных в развалинах порта большущих кувшинов. И именно в то утро его кокнул Макс. Случайно, конечно — рукоятью скрамасакса.

Случись такое сейчас — его бы, наверное, убили. Но тогда жажда ещё не добралась до всех по-настоящему. Макс, конечно, скис почти до слёз, да и остальные ругались, но — так… Сутки продержались на фляжках и надежде, что вот-вот подберут или прибьёт к какой-то земле. Не подобрали, не прибило — вообще не было ни кораблей, ни дирижаблей все эти дни, с того момента, когда течение вынесло их от порта. Но прошёл дождь, и набрали кувшин и фляжки. Рыбалка была плохая…

Одиннадцать дней — по стакану воды в день. Воду отмеряла Сашка, и Олег отдал ей всё оружие, сказав, что она может стрелять, если что.

Надо сказать, Олег плохо подумал о своих. Они подсовывали воду девчонкам и младшим. Сперва он сам сделал то же несколько раз, но потом сказал, что, если кто-то ещё раз попытается «сбагрить» свою воду — будет бить. Всё равно ведь у младших и у девчонок порция больше…

А продуктов не было уже две недели…

Сегодня вода кончилась. Оставалось где-то по поллитра во фляжках. Да и то — Олег подозревал — не у всех…

…Ещё несколько секунд он рассматривал Сашку, чувствуя, что борется с диким, мерзким желанием — закричать ей, что это она пила тайком воду, поэтому та и кончилась так быстро…

Мальчишка тряхнул головой. Обвёл всех взглядом:

— Вода кончилась, — сказал он, сам испугавшись сказанного. И повторил: — Вода кончилась. Всё, что у нас осталось — фляжки. И я сейчас спрашиваю всех — кто хочет пить?

Послышались смешки. На него глядели с исхудавших лиц покрасневшие глаза.

— Ясно, — Олег откашлянул мерзкую сухость в горле. — Я знаю, что вода во фляжках не у всех, — он помедлил, вспомнив, как три дня назад, ночью, сам открыл фляжку и в страшных, непередаваемых муках несколько секунд боролся сам с собой, пока… пока не завинтил пробку. Сейчас Олег открутил её снова и, подойдя к кувшину, сунул в него руку и опрокинул фляжку внутрь. В тишине все слушали, как вода стучит о дно. Потом — капает. Звонко и медленно. Потом — всё… Олег потряс фляжку. — Все по очереди подходят сюда и выливают воду. Никто не узнает, пустая была фляжка или полная. Но этой водой… — он снова сглотнул, — ей мы будем поить только девчонок. И мелких. Даньку, Тимку… — он посмотрел на Борьку, глядящего прямо в глаза «командиру», — …и всё. По полстакана в день.

— У вас ещё раны не зажили!.. — начала Оля-старшая, но Олег прервал её: