Он - Екатерина Юдина

— Я не думаю, что этот вопрос можно использовать по отношению к Райнеру. Его уже неоднократно пытались убить и то, что происходит сейчас, незначительный случай по сравнению с тем, что раньше было. Поэтому скоро увидитесь.

Я кивнула и некоторое время сидела молча, а потом решила задать вопрос, который меня давно волновал:

— Ты случайно не знаешь, что произошло с помощником Райнера, который был со мной в больнице, когда меня украли? Его фамилия Вальзер.

Я очень давно хотела спросить об этом, но не решалась. Боялась услышать очередную болезненную новость, которую мне будет тяжело выдержать. Но уже сейчас стала сильнее.

— Лежит в больнице Мюнхена. Состояние тяжелое, но жив.

— Правда? — я широко раскрыла глаза. Мгновенно приободрилась, ведь, видя как Вальзеру в шею вонзили нож, даже и подумать не могла, что он выживет. Мне казалось, что это невозможно.

После такой новости у меня в разы улучшилось настроение и я даже улыбнулась. Постепенно все налаживалось. Порой медленно и неторопливо, но это был тот период, когда новых проблем не появлялось, а старые со временем решались. Но, конечно, меня еще волновал мой биологический отец, из-за чего я спросила у Юргена:

— Что с Петером Кохом?

— Скажем так, он тебя больше не побеспокоит.

— А если поподробнее?

— Ты действительно хочешь это знать?

— Да, хочу. Мне это очень важно.

— Кох мертв. Он тогда пытался убежать, но не получилось. Его убили, как только поймали.

Я сдвинула брови на переносице и ненадолго закрыла глаза. Уже сейчас чувствовала себя чудовищем, ведь, услышав о смерти Коха обрадовалась. Я была счастлива от того, что мой отец мертв. Разве такое можно было считать нормальным?

Но все же я приняла эту новую часть себя. Последние события во многом повлияли на меня и немного изменили. Глупо было бы желать стать прежней, ведь уже теперь я была более приспособлена к той жизни, которая ожидала меня, если я буду с Ланге.

* * *

Постепенно шли дни и я вообще полностью пришла в норму. Не только физически, но уже и душевно. Единственное, без Ланге сильно тосковала. Невыносимо хотела его увидеть. Чтобы Райнер обнял и вновь посмотрел мне в глаза. Я желала этого настолько сильно, что Ланге начал мне сниться.

Поэтому, когда ночью ощутила прикосновение грубой ладони к своей ладони и то, что подушечка большого пальца скользнула по моему запястью, сразу подумала, что мне лишь показалось. А, когда открыла глаза и во мраке палаты увидела Райнера сидящего в кресле у меня около кровати, сразу подумала, что мне снился очередной сон о нем.

Лежала затаив дыхание и смотрела на него. Боялась того, что сон может прерваться и в такие моменты я ловила себя на мысли, что вовсе не хотела просыпаться. Но прикосновения Ланге были настолько реальными, что я поняла — я не спала. И от понимания этого сердце затрепетало.

— Как ты себя чувствуешь? — голос Ланге привычный. Холодный и твердый. Вообще мужчина выглядел, как всегда. Да, был одет в кофту и штаны, а не, как обычно, в брюки и рубашку, но в остальном все такой же мощный и строгий. Невыносимо притягательный. И черта с два можно было подумать, что совсем недавно он был на грани смерти. Единственное, что на это могло указать — цвет лица. Смуглая кожа сейчас была еле заметно бледной.

— Отлично, — пробормотала и быстро села на край кровати, ладони положив на гладковыбритые щеки Райнера. Внимательным взглядом скользнула по его лицу и вздрогнула от приятного трепета, когда его массивная ладонь аккуратно легла на мой животик.

— Как наш сын?

— Хорошо, — прошептала. Почему-то была уверена в том, что он и так от врачей узнал о самочувствии меня и ребенка. Но все равно спрашивал об этом. — Как ты?

— Нормально.

Я поджала губы. В этот момент внутри все бурлило и я хотела накричать на Ланге. За это его «Нормально». Ни черта не нормально. Он чуть не умер, но самостоятельно пережил этот ад — когда находишься между жизнью и смертью, а ко мне пришел, уже когда стало лучше. А ведь я хотела его поддержать. Боже, да я бы с удовольствием кормила бы его из ложечки. Но, конечно, плохо представляла подобное и понимала, что он не тот, кто покажет свою слабость. Но, проклятье, в него дважды стреляли.

Я хмурилась и не знала, что сказать, а Райнер молча вплел пальцы мне в волосы и, наклонившись, поцеловал. Медленно и долго, но так, как только он мог целовать, когда дыхание за считанные секунды сбивалось и по всему телу бежали электрические разряды.

— Поспи, — сказал он, прерывая поцелуй. — Утром мы возвращаемся в Мюнхен.

— То есть, тебе уже можно покидать больницу? — спросила с подозрением. — Ты точно уже чувствуешь себя хорошо?

Райнер кивнула, а я прикусила губу. В своей немногословности он не изменен, но постепенно я начинала к этому привыкать. Принимала и любила его таким. И чувствовала то, что не могли бы раскрыть ни одни слова.

Почему-то понимала, что он никогда не скажет «Я тебя люблю», но так же осознавала, что в жизни возникнет множество моментов, когда я это почувствую.

* * *

Постепенно проблемы решались, но, тем не менее, их еще было много. И, самая главная — то, что меня до сих пор считали дочерью Ланге. Сразу после нашего возвращения в Мюнхен, по новостным каналам пустили репортажи о том, что это не так. Включая телевизор, я слушала, что говорили ведущие, а они сообщали о том, что, к сожалению, изначально эта информация была не проверенная и, как оказалось, я не дочь Ланге. Об этом стало известно давно, но представители Райнера только сейчас сделали официальное заявление. После этого с меня был снят статус дочери Ланге, но я понимала, что все равно могут возникнуть недопонимая. Особенно, если люди сопоставят срок моей беременности и то время, когда для всех я все еще была дочерью Ланге.

Все это волновало меня по той причине, что я переживала за репутацию Райнера, но его подобное не волновало и со временем я стала успокаиваться. Но все же задела эту тему, когда в очередной раз разговаривала с Юргеном, а он лишь приподнял бровь и сказал:

— Хайди, ты просто не представляешь, сколько грязи в людях и, поверь есть много тех, у кого в жизни происходят более интересные вещи для обсуждения и сплетен.

Кроме этого, Юрген сказал, что переживать нечего. Ланге видел мое волнение и, чтобы это пресечь, сказал своим людям сгладить все углы. Ему же возможность возникновения слухов была полностью безразлична. Райнеру было настолько плевать на сплетни, что можно было сказать, что для него их вообще не существовало.

И мне нравилось это в нем, когда безразлично абсолютно все, кроме того, что действительно важно. Постепенно я перенимала это на себя и на первое место ставила Райнера и нашего ребенка. Все остальное было второстепенно, а что-то вообще незначительно.

Хотя, нет, все же имелось то, что меня очень сильно волновало. Я уже была на пятом месяце беременности и Ланге, несмотря на то, что мы спали на одной кровати, все это время не заходил дальше поцелуев и легких прикосновений. То есть, ровно столько времени между мной и Райнером не было близости. А это настораживало и, может, на меня влияли гормоны, но я начала думать, что Райнер мне изменял.