Доктрина шока - Наоми Кляйн

И в этот самый момент Рамсфельд созвал редкое «общее собрание» для своих подчиненных в Пентагоне. Немедленно все начали строить предположения. Он хочет объявить об отставке? Собирается произнести зажигательную речь? Снова попытается скормить старой гвардии свою идею трансформации? В то утро понедельника аудиторию в Пентагоне заполнили сотни высокопоставленных военных, которых «явно переполняло любопытство», как рассказывал мне один из участников встречи. «Все думали: как он собирается нас убеждать? Потому что слишком многие испытывали к нему злость».

Когда вошел Рамсфельд, «мы привстали в знак почтения и расселись». Сразу стало ясно, что речь не пойдет об отставке и он никого не собирается воодушевлять. Возможно, это была самая необычная речь из всех, когда-либо произнесенных министром обороны США. Он начал так:

«Сегодня мы поговорим о противнике, который представляет угрозу, серьезную угрозу безопасности Соединенных Штатов Америки. Этот противник — один из последних в мире оплотов центрального планирования. Он управляет с помощью пятилетних планов. Из одной столицы он пытается навязать свои требования людям, живущим в других часовых поясах, на других континентах и за океанами. С жестоким упорством он борется со свободным мышлением и новыми идеями. Он подрывает оборону Соединенных Штатов и ставит под угрозу жизнь мужчин и женщин в военной форме.

Может быть, этот противник напоминает вам Советский Союз, но этого врага уже нет: сегодня наши враги действуют тоньше и незаметнее... Они гораздо ближе к нашей родине. Этот противник — бюрократия Пентагона».

Когда стала ясна цель риторического хода Рамсфельда, лица слушателей окаменели. Большинство из них сделали карьеру на борьбе с Советским Союзом, и им не понравилось, что их сравнивают с коммунистами. Но Рамсфельд еще не закончил: «Мы знаем об угрозе. Цель столь же ясна, как и при борьбе с любым кокретным противником, поэтому надо применить все необходимые меры... Итак, сегодня мы объявляем войну бюрократии». И он это сделал: министр обороны не только назвал Пентагон серьезной угрозой Америке, но и объявил войну той организации, где сам работал. Аудитория была поражена. Как рассказывал один участник встречи, «он сказал, что враг — это мы. А мы тут думали, что служим нашей стране».

Это не означало, что Рамсфельд хотел сэкономить деньги налогоплательщиков — он только что попросил Конгресс увеличить бюджетные расходы на 11 процентов. Его действия отвечали принципу контрреволюции корпоративизма, когда большая власть объединяется с большим бизнесом, чтобы перераспределить фонды в свою пользу. Он хотел тратить меньше на сотрудников и направить поток государственных денег непосредственно в сундуки частных компаний. Для этого он начал «войну». Каждое отделение должно было на 15 процентов сократить количество сотрудников, включая «каждую штаб-квартиру в любой точке земного шара. Это не просто приказание, это прекрасная идея, и мы ее осуществим».

Он уже отдал распоряжение своим начальникам «выявить в Министерстве [обороны] те функции, которые лучше и дешевле выполнят другие службы». Он хотел знать, «почему Министерство обороны — последняя организация в мире, которая не пытается экономить? Когда вся промышленность работает на нас, зачем нам столько иметь и столь многое делать своими руками? Почему на наших базах по всему миру мы сами вывозим наш мусор и сами подметаем пол, а не поручаем выполнять это по контракту другим службам? И разумеется, мы можем в большей мере передать другим службам поддержку компьютерных систем».

Он покусился даже на «священную корову» военных — на охрану здоровья солдат. Зачем нам так много врачей? — хотел знать Рамсфельд. «Многие наши потребности, особенно если дело касается общей практики или специалистов, не связанных с боевыми действиями, может эффективнее удовлетворить частный сектор». А жилье для солдат и их семей? Разумеется, эту проблему лучше решит «партнерство государственного и частного секторов».

Министерство обороны должно сосредоточиться на своей главной задаче — «на ведении войны... Но во всех других случаях следует искать сторонних исполнителей, которые могут решить эти неключевые задачи квалифицированнее и эффективнее».

Когда он закончил свою речь, многие из сотрудников Пентагона поняли, что Рамсфельду помешает осуществить свою идею лишь одна загвоздка. Это Конституция США, где ясно говорится, что национальную безопасность должно обеспечивать правительство, а не частные компании. «Я думал, что после этого выступления Рамсфельд потеряет свою должность», — сообщил мой источник информации.

Но Рамсфельд не ушел, а про войну с Пентагоном в прессе почти не говорили. Это произошло потому, что спорное выступление Рамсфельда датировано 10 сентября 2001 года.

Это было странным историческим совпадением: 10 сентября по CNN Evening News показали краткий сюжет под заголовком «Министр обороны объявляет войну бюрократии Пентагона», а на следующее утро тот же канал рассказывал о куда менее метафорической атаке на это же заведение, при которой 125 сотрудников Пентагона погибли, а 110 получили тяжелые ранения — те самые люди, которых Рамсфельд менее суток назад объявил врагами государства.

Чейни и Рамсфельд: зачаток капитализма катастроф

Идея, которую выразил Рамсфельд в своей оказавшейся забытой речи, отражала стержневой принцип режима Буша: задача правительства состоит не в управлении, а в том, чтобы передавать задачи более квалифицированным и эффективным исполнителям из частного сектора. Как показал Рамсфельд, речь шла не о какой-либо прозаической цели типа экономии бюджета — это был настоящий крестовый поход, сопоставимый с борьбой против коммунизма.

Но к тому времени, как команда Буша получила власть, приватизационная мания 80-х и 90-х (с полного одобрения администрации Клинтона, властей штатов и местных властей) уже привела к распродаже или передаче иным исполнителям крупных государственных компаний во многих сферах, от водоснабжения и электроэнергии до обслуживания автомагистралей и уборки мусора. И когда все эти ветви государства были отрезаны, остался только «ствол» — функции, настолько тесно связанные с представлениями о правлении, что сама мысль об их передаче частным корпорациям ставила под вопрос смысл государства. К ним относились армия, полиция, пожарная охрана, тюрьмы, пограничный контроль, спецслужбы, контроль за распространением заболеваний, государственная школьная система и управление государственным бюрократическим аппаратом. Однако предыдущие стадии приватизации были настолько выгодными, что многие компании, сожравшие государственные куски, с жадностью ожидали, когда же можно будет разобрать себе и эти ключевые функции, чтобы сделать их неиссякаемым источником обогащения.

В конце 1990-х уже делались серьезные попытки нарушить табу, защищающее этот «ствол» от приватизации. Фактически этого требовала логика вещей. Рынок ценных бумаг в 1990-е годы получал сверхприбыль от нефтяных скважин России, телекоммуникаций Латинской Америки и промышленности Азии, а теперь таким источником богатств должно было стать само правительство США, и вопрос стоял особенно остро, потому что развивающиеся страны начинали все сильнее протестовать против приватизации и свободной торговли, закрывая пути дальнейшего роста.