Вавилонские книги. Книга. 2. Рука Сфинкса - Джосайя Бэнкрофт

– Но чего ты хочешь от меня?

– Эпоха тонкости и дипломатии прошла. Башня заражена, и ты должна принять меры от моего имени. Ты развеешь мифы и напомнишь кольцевым уделам о моей власти и их обязанностях. Ты будешь противостоять угрозе ходов. Я убрал из твоего контракта ограничение в отношении других блюстителей.

– То есть я могу убивать собратьев?

– И тебе, вероятно, придется. В особенности одного конкретного блюстителя. Но не волнуйся, моя дорогая, я сделаю из тебя самого грозного провозвестника моей воли. Я дам тебе небеса. – Сфинкс ткнул пальцем в оленя, который нервно топтался у двери. – Тащи свою пишущую машинку, Байрон. Думаю, мы готовы начинать.

Несмотря на отсутствие «мистера Уинтерса», Волета и Ирен послушно следовали расписанию. Они томились в бильярдной до обеда, хотя Адама не было, чтобы приготовить его. Аппетит все равно пропал, поэтому они перешли в читальный зал и продолжили томиться до ужина. Они были убеждены, что Эдит вернется. Она не пропустит ужин. Если это будет в ее силах, конечно.

Они обнаружили Фердинанда в коридоре. Он ждал за дверью их апартаментов, тихо испуская пар и играя грустную музыку. Он едва взглянул на них, когда они протискивались мимо железных ферм его ног к двери. Надеясь, что его присутствие возвестило о возвращении Эдит, они вошли в спешке, и Волета принялась звать старпома, хвастаясь, как хорошо они себя вели, пока ее не было рядом.

Байрон сидел за столом перед чайником и тремя чашками.

– Давайте все посидим и выпьем чаю, – сказал олень.

– Где Уинтерс? – спросила Ирен.

– Спит. – Байрон кивнул на закрытую дверь спальни.

– С ней все в порядке? – Волета почувствовала, как сжалось горло.

– В каком-то смысле ей лучше, но в другом – хуже. Она пережила небольшое потрясение. – Олень налил чай с безупречной грацией, и над чашкой заструился пар. Волета побежала к двери старпома, но Байрон ее остановил: – Нет-нет-нет, она действительно должна поспать. Она перенесла процедуру.

Волета остановилась. Олень открыл сахарницу гибкими отполированными руками и тонкими серебряными щипцами извлек кубик сахара:

– Один или два?

– Четыре, – сказала она, возвращаясь к столу. Скользнула в кресло, не отрывая глаз от Байрона. – Что еще за «процедура»?

– Возможно, проще будет просто налить чай в сахарницу, – насмешливо заметил олень.

– Расскажи нам, что произошло. – Ирен положила руки на стол и наклонилась к нему.

Байрон покорно положил четыре кубика в чашку Волеты.

– Сфинкс заменил ей руку.

– Это замечательная новость! – воскликнула Волета, украдкой вынуждая Ирен присесть. – Но зачем называть это процедурой? Чтобы ее снять, ушла всего минута. Сколько времени могло потребоваться, чтобы вернуть ее на место?

– Сфинксу пришлось изменить некоторые внутренние опоры в ее плече.

– Внутренние опоры?

– У нее кости треснули.

– О, это так ужасно! – проговорила Волета севшим голосом. – Ей больно?

– Сейчас – нет, Сфинкс об этом позаботился. Но когда проснется, будет некоторое время больно. – Он сделал глоток чая отработанным движением, которое не произвело шума и сохранило морду сухой. Может, он при ходьбе и спотыкался время от времени, но чай пил с уверенностью. – Это другая рука.

– Он заменил руку? Вот так просто? И ей понравилось? – спросила Волета.

– Тебе придется узнать об этом у нее, когда она проснется. – Выражение его лица снова сделалось непроницаемым, и он опустил чашку на стол. – Но я здесь не за этим. Я хочу вам рассказать то, чего она не расскажет, хотя вы должны это услышать. Это исходит не от хозяина. Это исходит от меня.

– Я не буду хранить никаких секретов, – сказала Ирен. – Я не люблю лгать друзьям.

Она бросила на Волету многозначительный взгляд. Девушка заерзала на сиденье.

– Ну, можешь меня осуждать, если хочешь, но я все равно выскажусь. Вы знаете, кто такой Красная Рука?

– Конечно, – сказала Волета. – Он сумасшедший, который пытался убить капитана. Он напал на Комиссара, как бешеный пес. Я никогда не видела такой безумной жестокости. Троекратное «ура!» старпому за то, что сбросила этого монстра с Башни.

– Не говори этого Сфинксу. Он считает Красную Руку одним из своих величайших достижений: это человек с молнией в венах.

– Так или иначе, он умер, – уточнила Волета.

– Он очень даже жив.

– Как такое возможно?

– Как я уже сказал, он величайшее достижение Сфинкса. Впрочем, в настоящее время он инвалид. Сфинкс запер его в резервуаре, где он только спит и восстанавливается. И так уже несколько месяцев. Но каждый раз, когда я его вижу, он выглядит лучше.

– Зачем ты нам это рассказываешь? – спросила Ирен, даже не пытаясь скрыть недоверие.

– Потому что неясно, затаил ли Красная Рука обиду. Я это рассказываю, потому что, если вам нравится мистер Уинтерс и вы не хотите увидеть, как с ней творится «безумная жестокость», вам надо быть… бдительными.

– Зачем Сфинксу понадобилось оживлять его? – Волета пришла в ужас от мысли, что ее подруга может быть такой черствой.

Одно дело создать Красную Руку – Сфинкс ведь не мог знать, как все обернется, – но теперь, когда не было сомнений в том, что он монстр, зачем возвращать его из мертвых?

Байрон еще раз картинно глотнул чая, а потом, поставив чашку на блюдце так, чтобы фарфор не звякнул, произнес:

– Потому что Сфинкс готовится к войне и ему нужна вся помощь, какую только можно получить.

Не важно, что я пишу, главное – я что-то пишу. Я должен держать себя в руках, а мысли – в узде.

Что мне нужно, так это несколько старых утренних упражнений. Они всегда помогали навести порядок в голове. Шестью семь – сорок два! Шестью восемь – сорок восемь! Шестью девять – пятьдесят четыре! Класс! какое у нас мнемоническое правило для запоминания таксономии животных? «Дэн цапнул Томмин кактус. Проказник! Следует родителям вмешаться». И что это означает? Домен, Царство, Тип, Класс, Порядок, Семейство, Род, Вид. Ха!

Я пишу это на чистом листе, который вырвал из начала первой попавшейся книги. Знаю, этот лист – святое: здесь влюбленные выражают свою любовь, а авторы – свою неловкую благодарность. Мне стыдно признаться, что я забыл название книги, которую испортил. Кажется, это было что-то связанное с обслуживанием амбаров. Вот до чего я докатился – до заурядного вандализма. Подозреваю, что общество может продержаться десять тысяч лет, а потом развалиться за один день. Как хрупка завеса цивилизованности!