Город Брежнев - Шамиль Идиатуллин

Вот не хватало еще за чумой всякой гнаться.

Сдать этого креста Быку, что ли? Я ведь впрямь знал Быка, он учился в двадцать второй школе в десятом классе, я ему пару нормальных пасов выдал, когда в школьном дворе в футбол гоняли, с тех пор он со мной здоровался – а с Быком-то все здоровались.

Да ладно, пусть живет крестила. Он, может, и не местный на самом деле, просто по чужой земле шарашится и приключений ищет. Найдет, значит, – сейчас не лучшее время по чужой земле шарить. А я раз в жизни в сторонке постою.

– Щ-щегол, – сказал я вслед чуваку и пошел, довольный такой, в магазин.

И сразу перестал быть довольным.

Тетка в бежевом плаще уже стояла у прилавка, что-то излагая глубоким, как у оперной певицы, голосом, и брезгливо тыкая толстыми наманикюренными пальцами то в апельсины, то в весы. На пальцах были золотые кольца и перстни, толстые, штуки три, если не больше. Все эти подробности мне на фиг не сдались, я их заметил от растерянности. Потому что за бежевой спиной дерганого психа больше не было. И вокруг не было. Он, похоже, подергался да и свалил куда подальше, пока я ездил по ушам местному самодеятельному чмошнику.

Я подошел к бежевой тетке и нерешительно сказал:

– За вами мужчина стоял, он ушел, да? Я за ним…

– Э, куда полез! – крикнули сзади. – Еще пацанов не хватало. Не пускайте его!

– Я стоял, – сказал я, стараясь быть зычным и спокойным, хотя в ушах уже бухало, а под глазами темнело. – Женщина, скажите, за вами лысый такой был, а я за ним.

Тетка в бежевом мельком взглянула на меня и снова принялась тыкать пальцем за плечи продавцов. Гадина, подумал я беспомощно, а мелкая тетка в синем плаще и в яркой синтетической косынке, распираемой огромными, с кулак, кудрями, загородила собой бежевую спину и задорно крикнула:

– Лысый был, тебя не было!

– Да я тут стоял, вышел на пять минут! – заорал я в ответ.

– Зачем вышел? Курить? Такой молодой, в школе еще учишься, а куришь, как не стыдно! Вот и правильно!..

Я задохнулся от негодования и несправедливости и чуть не заорал, сам не понимая что, но тут невысокий, ниже меня, парень в мокром джинсовом костюме и с прилизанными длинноватыми волосами спокойно сказал:

– Да стоял пацан, перед вами стоял. Он отошел как раз перед тем, как лысый начал вам про винный бухтеть. А потом лысый сдернул.

– Какой винный? – спросила кудрявая подозрительно. – Я, молодой человек, если хочешь знать, вообще в рот не беру!

Парень ухмыльнулся, хотел что-то сказать, покосился на меня и застыл с каменным лицом. Я, несмотря на бешенство, тоже чуть не заржал. Тетка с подозрением дернула кудрями, и тут бежевый плащ подхватил чек и, полностью игнорируя суету за спиной, уплыл к кассе. Кудрявая, задрав здоровенную сумку из коричневого кожзаменителя повыше – чтобы, видимо, мне дорогу преградить, – рванула к прилавку и рявкнула:

– Два кило, а этого не пускайте!

У меня аж глаза вскипели. Я понял, что сейчас оттащу кудрявую за ворот, а если орать начнет, в сумку засуну. Но парень в мокрой джинсе сказал:

– Пацан, вставай передо мной. Один человек разницы, делов-то.

– А чё она, – сказал я, но шагнул перед парнем, сказал «спасибо» и сделал вид, что чешусь скулой о плечо, чтобы незаметно убрать выскочившую все-таки слезу.

– А она в рот не берет, видишь, – вполголоса напомнил парень, и я все-таки заржал и с полным правом вытер слезы, выскочившие от честного смеха.

– Молодой человек, что брать будешь? – сказала продавщица. Кудрявая, оказывается, уже чесала к кассе, вся быстрая и исполненная презрения.

Я помотал головой, успокаиваясь, и сказал:

– Полтора картошки, полкило апельсинов.

– Не наоборот? – уточнила продавщица.

Я помотал головой. Она хмыкнула и сказала, подавая грузчику грязный тазик:

– Вить, картошки там насыпь.

Одним движением выложила на площадку весов четыре апельсина и спросила:

– Чуть больше сделаю?

Стрелка показала шестьсот грамм. Я сказал виновато:

– Нет, у меня не хватит.

Продавщица опять хмыкнула, сняла с чашки два апельсина и почти не глядя заменила их одним здоровенным, как грейпфрут. Стрелка указала в зенит. Я прошептал: «Спасибо», потому что продавщица могла просто один апельсин убрать и было бы меньше полукило.

– Любовь к трем апельсинам, – непонятно сказал спаситель за моей спиной, и я на всякий случай хихикнул.

Тут и картошка взвесилась, и я торопливо подал продавщице выдернутую из кармана авоську.

Вторая продавщица приняла от бежевой тетки, смотревшей мимо меня с презрением, чек, выдала ей два здоровенных свертка, а следующим движением протянула мне клочок бумажки, на котором одной линией было начерчено «1-45».

Я принял бумажку и машинально шагнул в сторону кассы, потом повернулся и сказал:

– Извините, – это парню, который уже улыбался, заказывая пару кило самых нарядных, потом уже продавщицам: – Извините, почему рубль сорок пять?

– А сколько надо? – спросила вторая продавщица с неожиданной злобой.

– Рубль апельсины, пятнадцать – картошка.

Вторая продавщица утомленно пропела:

– У-умный какой.

А первая объяснила, глядя, кажется, с сочувствием:

– Тридцать – аджика. В нагрузку к апельсинам.

Блин. Дефицит же всегда с нагрузкой идет. Мясо – с костями и жилами, детективы – с материалами позапрошлого пленума ЦК, а апельсины, значит, с аджикой. Поэтому банки на прилавке и громоздятся. Так-то аджику никто не берет, а сейчас магазин за пару часов годовые залежи раскидает. Только не мне. Если аджику эту на фиг не нужную возьму, мне или без картошки домой идти, или получится, что я ради пары апельсинов час потерял. Обидно, блин.

Опять все несправедливо и против меня.

– У меня не хватает, – сказал я.

– И что? – спросила вторая продавщица агрессивно.

– У меня на аджику не хватает, – повторил я бессмысленно. Потому что какие тут мысли.

– Ну поменьше тогда… – начала продавщица, увидела мой сверток и сказала: – А.

Может, разрешит без аджики взять, подумал я, загораясь отчаянной надеждой. Первая продавщица, пакуя апельсины для джинсового парня, сказала:

– Юль, два кило ровно, пометь. Больше ничего? Следующий! Юль, может, отложим пацану, пусть домой сбегает?

– Пока не кончатся – отложим, а потом надо отпустить в порядке очереди, – сказала вторая и спросила меня, кивая на растаявший штабель за спиной: – Успеешь домой сбегать, пока это не распродали?

Я посмотрел на штабель, посмотрел на очередь и помотал головой. Не успею, да и нет дома тридцати копеек. В секретере рубль, а последние карманные я неделю назад проел.