Невеста Моцарта - Елена Лабрус

— Думаешь, Иван станет у него спрашивать? Или сама хочешь Сергею позвонить, узнать? Дать тебе номерок альфача?

— Думаю, я это с Ванечкой решу, — опять не оценив иронии, подтянула она лифчик. Уж не знаю куда больше: её сиськи и так выпрыгивали из выреза почти целиком. — Он же сегодня свободен? Дашь нам пять минут? — покрутилась она перед зеркалом, перед тем как выйти, а меня оставить в туалете. Вернее, я сама осталась: пусть решает.

С Ванечкой! Хм… всматривалась я на следующий день в его синие глаза, внимательно следящие за дорогой.

И на следующий.

И чёрта с два по ним можно было понять насколько бессонными были его ночи.

После занятий сегодня мы ехали к моим родителям. Иван, как всегда, молчал.

И я молчала, прислушиваясь к своим ощущениям. Ревную ли я? Не против ли, что Карина спит с Иваном?

И не понимала, что чувствую.

Иван не был мне дорог: я сто процентов любила Моцарта.

Но именно из-за Ивана я так и не простила Сергея. Злилась за то, что он уехал, и чёртов чужой поцелуй теперь стоял у меня поперёк горла. Ненавидела, что приставил ко мне именно Ивана, который стал молчаливым укором и каждый день напоминал о том, в чём я провинилась. Обижалась, что Моцарт больше так и не позвонил. И чувствовала себя ещё хуже от того, что не выдержала, сама набрала, а его телефон оказался отключён.

Наказывал он меня, проверял, сколько я выдержу или давал понять, что детские игры в «не возьму трубку» — не его вариант, я не хотела и знать. Я тоже упрямая.

А ещё я впадала в панику, замечая, что моё чёртово тело покрывалось мурашками каждый раз, когда Иван был близко. Нет, не он старался меня коснуться, он как раз виртуозно уворачивался, скорее я была такой неловкой и задумчивой эти дни, что регулярно на него натыкалась. Только он тоже был не святой и так порой на меня смотрел, что я забывала о чём думаю. И это тоже изматывало: что Иван так на меня действовал, но хотела-то я всё равно не его, а Моцарта. Моцарта, и снова Моцарта, и только Моцарта. Чёрт бы побрал этого Моцарта, но, похоже, он был нужен мне один. И желательно немедленно. И чтобы продолжить всё, что мы начали, а потом не вылезать из грёбаной постели месяц, два, год, всю жизнь.

Но Моцарта рядом не было. И это всё только усугубляло.

Меня штормило.

Мы первый раз поссорились. И этот глупый несуразный конфликт затягивался.

Я злилась на то, что мне не с кем поделиться, а он забрал с собой Бринна.

Я расстраивалась, что решила докопаться до истины сама, а в итоге бегаю как мышь в лабиринте, находя кусочки сыра и не вижу цельной картины.

Я переживала как они там с Антоном — сидеть у постели умирающего отца, которого они ни разу в жизни не видели — то ещё испытание.

И я невыносимо скучала.

Одно радовало: слава богу, Карина не звонила поделиться. Подозреваю, Ванечка её мягко отшил, иначе она бы мне уже все уши прожужжала.

А ещё у меня есть университет, и родители всё же передумали разводиться.

Папа воспрял духом и даже что-то периодически напевал, расхаживая по дому. А мама увлечённо пекла, что она делала только в моём детстве.

— Мам, я сейчас лопну, всё, не подкладывай мне, — откинулась я к спинке стула, так и не осилив последний, кажется, пятый творожный рогалик.

— Заверну вам с Ванечкой с собой, каждому, да пойду ему в гостиную ещё молочка отнесу, а папе чай, — суетилась она на кухне, гремя чашками, шурша пакетами, хлопая дверцей холодильника.

Я достала из сумки папку, а из кармана — маленький блокнот с карандашиком, что теперь постоянно носила с собой: никогда не знаешь, когда, где и что придёт в голову.

Например, на одном из занятий всё у того же Любимова я поняла, почему дядя Ильдар назвал дело по антиквариату «тухлым»: по подделке антикварных изделий их даже не возбуждают. Отсутствует умысел. «Исполнитель» подделки ничего не продаёт, а просто выполняет работу заказчика, в чём бы она ни заключалась. А антиквар продаёт, но не он заказчик, и всегда уверяет: не знал, что вещь не подлинная, вот тут у меня написано.

Во время разговора с отцом, своих родителей и сестру я тоже включила в схему, что занимала уже весь пол комнаты. С папой был связан особняк и его продавец Семёнов (шестьсот тысяч ссылок что выдавал поисковик на запрос с простой фамилией Артёма Алексеевича я пока не осилила, но каждый раз добавляла к нему новое слово: +бабушка, +родители, +инженер, +талантливый, и была уверена, что скоро подберу нужное сочетание и пойму кто он такой). С мамой — картина. С Сашкой — Михаил Барановский.

И Барановского я вспомнила прямо к месту.

— Как там у Серёженьки дела в Лондоне? — вернулась мама с пустой тарелкой, довольная тем, что заставила меня пригласить Ивана в дом, и он не торчал в подъезде, счастливая и что-то мурлыкающая себе под нос, когда позвонил Михаил.

— Нет, Мишенька, у нас Саши нет, — удивилась мама. — И не приезжала. И даже не звонила… Да зачем же мне скрывать?.. Нет, я ничего странного не замечала. Я же говорю, я её даже не видела… Она вроде в Люцерн собиралась, нет? На фестиваль академической музыки… Отменили?.. Нет в гостинице?.. Так, может, выбрала другую?.. Что? Как раз звонит? Ну слава богу! Слава богу, нашлась, — отключилась она. И посмотрела на меня, вспоминая о чём мы говорили.

— Серёженька сам тебе всё расскажет, когда вернётся из Лондона. Ты помнишь это дело, мам? — толкнула я по столу обгоревшую папочку с тем самым «тухлым» делом.

Делом о подделке оружия.

Настоящий палаш начала девятнадцатого века продали известному человеку как личное оружие Дениса Давыдова. И дело завели лишь потому, что антиквар отказался возвращать деньги, а обиженный олигарх пошёл на принцип. К материалам прилагались показания реставратора. Тот подтвердил, что некий господин N ему принёс ему оружие, которым, возможно, пользовались сотни или тысячи военных и кто-то из них наверняка участвовал в войне 1812 года. Попросил убрать ржавчину, почистить эфес, но сохранить истлевшую кожаную оплётку и добавить на клинок две буквы «Д.Д». Зачем это нужно заказчику — подарить Диме Дуракову, оставить в дар музею или впарить олигарху как клинок известного гусара и поэта — реставраторы не спрашивают. Они делают свою работу. И всё.

— Оружие Дениса Давыдова? — удивилась мама. — Конечно, помню.

— Я знаешь, что не пойму? Зачем прокуратура приходила к тебе. Ведь ты не специалист по оружию.

— Ну, как выяснилось, новый владелец клинка увлекался не только саблями, в его коллекции антиквариата была и живопись. И мне принесли на оценку полотна. Не лично мне, но как специалист отдела научной экспертизы, именно я выписывала заключение и консультировала прокуратуру.

— Дело, вижу, закрыли. Но чем фактически закончилась эта история?

— Насколько я помню, под давлением улик, продавец всё же вернул деньги. А вот неплохие работы европейских художников, увы, — она вздохнула, — оказались безнадёжно испорчены фальшивыми подписями «Шишкин» да «Айвазовский». Продавайся они под своими настоящими именами, каждая стоила бы не одну тысячу долларов, а так, — она махнула рукой.